Ануш Варданян - Не ссорьтесь, девочки!

— Коррадо, ты чего звонишь? У вас же сейчас дремучая ночь. У тебя бессонница? Черт, с меня ручьями стекает вода, а ты нудишь…

Юля натягивает на себя свитер, путаясь в рукавах и роняя трубку.

— О господи… Где эта чертова трубка? — она шарит рукой по полу, нащупывая телефон. — Я не тебе говорю. Я трубку уронила…

Коррадо просил не ругаться, а Юлька злилась.

— Слушай, хочу — чертыхаюсь, хочу — не чертыхаюсь. Я уже большая девочка.

Коррадо просит посетить Канаду.

— Нет, я не могу приехать… Коррадо, я хочу начать здесь собственное дело.

Юля надевала штаны и шнуровала ботинки, а Коррадо предлагал денег на Юлькино дело, но только в Канаде.

— Не надо денег! Потому что я хочу начать свое дело в Питере, а не в Торонто!

— Ну пожалуйста!

— Коррадо, я не приеду.

— В Канаду!

— Я не могу в Канаду, я не хочу в Канаду.

— Ответственность перед семьей!

— Передай маме, что я ее очень люблю, но я не приеду. Как говорится, прости, что нарушила ваши планы…

Он говорил, когда она вытиралась. Он говорил, пока она одевалась. Упрашивал, пока она шла к стойке администратора.

— Я позвоню ей сегодня же вечером. Но я, честно, не могу приехать. Слушай, ну что ты все ноешь? Мы с тобой и поженились-то фиктивно практически. Просто моей маме по плану нужен был зять и внуки, а тебе, для развития бизнеса, мамины деньги.

Он заговорил о любви.

— Какая любовь? Коррадо, опомнись!

И снова о деньгах.

— Коррадо, ты что, покупаешь меня? Мне не нужны деньги.

А деньги были нужны: только что отдала администратору пятьсот рублей за занятие, и в кошельке остались крохи.

— То есть мне нужны, конечно, деньги. Но я против, чтобы от тебя. Хотя тебе спасибо. За что? За предложенную помощь.

Коррадо был неутомим, упрашивая ее приехать, но делал это неталантливо.

— Коррадо, я поняла! Ты должен был жениться на моей матери! Ты видишь во мне мою мать. Нет, я понимаю, что она для тебя старовата… Но это она — предприимчивая, умная и хладнокровная стер… Нет, это нехорошее слово… Я хотела сказать, тетка. Я другая совсем. Я — шальная. Я — кошка, которая гуляет сама по себе. Пойми, я не могу жить без Питера. Я чаек над помойками люблю. Без наглых кошек в магазинах мне трудно. Без сквозняков на лестницах как-то неуютно. И уж точно, я не смогу прожить без своих подруг.

Юля подала нищенке деньги. Высыпала в заскорузлую ладонь все, что было в кошельке. А Коррадо между тем запел о любви.

— Любишь меня?! — удивилась Юля. — Но ведь не настолько любишь, чтобы перенести в свой Торонто мой Питер и моих девчонок… Коррадо, опомнись, не надо приезжать!

Она хотела купить мороженого у дородной торговки в белом фартуке, надетом поверх теплой куртки. Показала пальцем на сахарную трубочку в шоколадной глазури, совсем забыв, что денег нет. Заболтал проклятый иноземец. Она продемонстрировала продавщице разверстый, пустой кошелек, улыбнулась разочарованно и отошла от лотка. Торговка не возмутилась, хотя могла. Просто флегматично бросила яркий конус обратно в морозильную камеру.

— Мне грустно, Коррадо. Мне грустно. Не хочу быть больше маменькиной дочкой, но так получается, парень… получается, что я сама ничего не умею. Я виновата, Коррадо?.. Нет? Ну пока… Звони, дорогой. Ты хороший друг.

А ведь действительно грустно. Юля сует в рот пластик жвачки. Какая странная жизнь. Взять того же Коррадо. Родился в Италии, хоть ее и не помнит. Живет в Торонто, хоть его и не любит. Крутит дела с Ларисой Артемьевой, хоть и боится русских. И еще Юлька свалилась на его голову. Сначала это был просто бизнес и ничего личного. А потом привязался. В его влюбленность Юля не верила, но, по мнению Коррадо, его чувства вполне хватило бы для строительства нормальной и крепкой семьи. Но это было его мнение. Юля его не разделяла. Конечно, ей хотелось семьи. Хотелось, чтоб любовь до гроба, как у Нонки. Или чтобы страсти роковые, как у Соньки. Она сама не очень-то сознавала, чего желала. Была мечта о счастье. А как оно выглядит, счастье-то?

Юля идет вдоль строительных лесов, обнесенных забором. На заборе, одна за другой, с десяток афиш группы «Фюзеляж». На них Тереза Обломова — фронт-вумен группы. Вдоль афиш она доходит прямо до дверей «Тату-салона» и на пороге нос к носу сталкивается с Терезой Обломовой, которая отлепляется от афиши, словно сходит с нее, чем пугает Юлю, — афиша черно-белая, и Обломова тоже какая-то черно-белая.

— Мать твою! Простите! Напугали вы меня!

Обломова растягивает слова и жует жвачку: — Хочу татушечку. Мне про тебя разные люди рассказывали, что ты картинки какие-то офигенные придумываешь.

«Неужели я так же выгляжу, когда жую?» — подумала Юля.

— Да? Подождите, сейчас дверь с сигнализации сниму.

Обломова пела про небеса, смерть, лето, про текилу и другие алкогольные напитки. Голос у нее сильный, хоть и не поставлен толком, но поет она много и с охотой. Даже сейчас, под инструментом Юли, Тереза голосит, подпевая собственной магнитофонной записи. Юля наклонилась над животом Обломовой и наносит затейливый рисунок — репейник. Обломова отпивает из фляжки виски. Юля рассказывает, укладывая слова в паузы между музыкальными фразами:

— Я не очень люблю сразу на «ты». Чтобы не подумали, что я навязываюсь сразу дружить — взасос и со слюнями. Потом, как только с человеком познакомлюсь поближе, перехожу на «ты». Меня даже обидеть может, что на «вы»… А этот мой Коррадо — он не понимает настолько по-русски. То «выкает», то «тыкает», и без всякой системы. Он канадец, правда, итальянского происхождения… Беда с ним.

Обломова не слушает. Ее интересует только карьера.

— Десять эфиров в сутки. Рекорд! Запустили в ротацию.

Юля вежливо соглашается:

— Хорошая песня.

— Хорошая? Гениальная!

Юле нравится. Гениально — это, пожалуй, сильно сказано, но весьма неплохо. Обломова внимательно глядит на нее и снова отпивает из плоской бутылки.

— Это у меня была песня такая — стеб на русский шансон. А директриса моя бывшая говорит, мол, спой в полтора раза быстрее, я спела — получилась вот такая шуточка. Как тебе?

— Нормально. Мне вообще-то нравится твоя музыка. Моя подруга Соня, правда, считает, что это для пэтэушников…

Обломова делает хороший глоток виски:

— Ха!

— Вот и я говорю — «ха»! А моя подруга Нонна говорит, что это городской романс.

— Ха! — и снова глоток виски.

— А мне все равно. Мне нравится.

— Ха! Все это рок-н-ролл!

— Просто песни.

Обломова приподнимается на локте:

— Не просто! Это «просто» стоило двадцать тысяч долларов и номинировано на фестивале «Прорыв года».

— Лежи, не прыгай. Ни черта не понимаю про эти ваши номинации и ротации. Я, знаешь ли, как человек, делающий татуировки известным рок-музыкантам, могу только сказать: нравится — не нравится.