Лесли Пирс - Чужое гнездо

— Если хочешь, я могу навести для тебя справки о домах матери и ребенка, — предложила она Эллен. — Я даже знаю один такой в Бристоле. Моя дочь Изабел — член его опекунского совета. Может быть она сумеет найти приличную семью, которая нуждается в услугах гувернантки, и ты сможешь там жить, пока не наступит время родов.

В глазах Эллен вспыхнул огонек надежды.

— О, прошу вас, миссис Питерс, это было бы просто замечательно!

Но не успели эти слова слететь с ее губ, как она помрачнела.

— А как же я уеду? Нельзя же просто взять и исчезнуть, это причинит отцу боль.

— Нет, конечно, даже и не думай об этом, — твердо сказала миссис Питерс. — Но если семья, которую найдет моя дочь, предложит тебе работу, это станет весомым поводом для отъезда, верно?

— Он огорчится, когда узнает, что я хочу оставить школу. И мои учителя тоже.

— Да, это правда, но твой отец должен понимать, каково тебе приходится с Вайолет. Он сочтет это уважительной причиной.

Какое-то мгновение Эллен сидела молча. Обдумывая предложение миссис Питерс, она чувствовала себя так, будто с плеч свалилась тяжкая ноша. Внезапно она подалась к Мэвис и обняла ее.

— Вы так добры ко мне, на душе у меня теперь стало намного легче. Огромное вам спасибо.

Вскоре после ухода Эллен появился Фрэнк Питерс, и Мэвис, которую точил червячок сомнения из-за того, что она вмешалась не в свое дело, рассказала ему обо всем.

— Ты поступила правильно, — сказал он. — Сказать об этом Альберту было бы настоящим безумием. Если Эллен уедет, потом она сама сможет спокойно решить, что лучше для нее и ребенка.

— Он страшно рассердится, когда узнает об этом, — заметила Мэвис.

Фрэнк пожал плечами.

— Ну и что? Не надо было держать девочек в такой изоляции. Я не слишком ему сочувствую — как бы там ни было, Альберт вынудил мать Эллен выйти за него замуж. Поговаривают даже, что своей ревностью он довел ее до самоубийства. Малышка Эллен не должна оказаться прикованной к этой ферме до конца своих дней, она заслуживает лучшей участи.

— Я позвоню Изабел сегодня вечером, — сказала Мэвис, ободренная поддержкой мужа. — Лучше, если Эллен уедет на Рождество или сразу после него, пока никто еще ничего не заметил.

— Хотел бы я знать, призналась ли она во всем Джози? — проговорил Фрэнк.

— Эллен ничего не говорила об этом.

— Надеюсь, что не призналась, молодые девушки иной раз способны на предательство, — задумчиво заметил Фрэнк. — Мне кажется, Джози сделана совсем из другого теста, чем Эллен, несмотря на их внешнее сходство.

Джози отказалась ехать на вокзал в Труро, чтобы проводить Эллен на поезд, идущий до Бристоля. В последнее время Джози вела себя особенно безобразно. Сестра даже не сказала Эллен «до свидания», когда та усаживалась в отцовский грузовик, а заперлась в спальне и дала волю бешенству, колотя по подушкам кулаками.

Было двадцатое декабря, и приготовления к Рождеству шли уже целую неделю. Во дворе стояла елка, ожидая, пока ее внесут в дом, но два дня назад Эллен неожиданно получила письмо с приложенным к нему железнодорожным билетом от семьи из Бристоля, где она должна была начать работать. В письме говорилось, что ее наниматели настаивают на как можно более быстром приезде Эллен для ухода за детьми.

Эллен могла бы и не ехать, во всяком случае, не сейчас, перед самым Рождеством, но Джози чувствовала, что сестре просто не терпится. Она рассчитывала, что Эллен уедет в январе, это и было причиной ее ярости. Джози собиралась погостить у дяди Брайана на святках, а если получится, то остаться там до конца каникул. Но Эллен смешала все ее карты. Мать неожиданно передумала, и поездка Джози сорвалась.

Это было несправедливо. Ей так хотелось побывать на семейном празднике по случаю Нового года, повеселиться с кузенами, посмотреть пантомиму и поучаствовать во всех остальных затеях, на которые был мастером дядя Брайан. Но больше всего ей хотелось снова увидеть Дэйва.

Он казался Джози сказочным принцем с угольно-черными кудрями, темно-карими глазами и самыми длинными ресницами, которые она когда-либо видела. Ей нравилась его прическа по принятой в колледже моде, скутер и даже парка с капюшоном, отороченным волчьим мехом. Летом он уже катал ее на скутере, и, не считая поцелуев, это было самым восхитительным ощущением, которое она когда-либо испытывала.

Ни на секунду Джози не поверила словам матери: мол, ей нельзя уехать потому, что нехорошо лишать отца обеих дочерей сразу, да еще во время рождественских праздников, которые принято встречать в семейном кругу. Как будто Вайолет интересовало, что он чувствует! Единственная причина, по которой мать удерживала ее, заключалась в том, что она боялась оставаться наедине с отцом.

За эти месяцы Джози частенько приходилось слышать, как они ругаются по ночам. Мать вопила, что раз их больше ничего не связывает, почему бы Альберту не дать ей денег, а она уедет и начнет новую жизнь в другом месте. Отец отвечал, что денег на это у него нет, и затем мать снова заводила речь о продаже фермы. Заканчивались их препирательства всегда одинаково. Отец заявлял, что ферма принадлежит семье на протяжении трех поколений и не будет продана никогда и ни за какие деньги.

Иногда до нее доносились звуки ударов, звон бьющейся посуды, грохот швыряемых горшков и кастрюль, но Джози понимала — если бы не их с Эллен присутствие в доме, стычки родителей могли стать намного более серьезными. Вот почему мать хотела, чтобы Джози была рядом — она боялась, что отец однажды потеряет контроль над собой.

Джози слышала, как грузовичок загромыхал вверх по проселку и как мать вернулась на кухню: надо было покрывать глазурью рождественский пирог. Ее так и подмывало спуститься вниз и рассказать матери об Эллен, которая уехала в Бристоль, чтобы скрыть беременность. Но хоть она и ненавидела в этот момент свою сестру, позволить себе так поступить с ней Джози не могла.

Поездка в Хельстон показала Джози, как живут нормальные семьи. Там говорили обо всем на свете, вместе смотрели телевизор, всей семьей выходили на прогулки, подшучивали друг над другом, открыто выражая свои чувства и привязанности. Вернувшись сюда, она сразу же поняла, почему ее родители всегда казались чужими и непохожими на других. Дело было вовсе не в том, что они вели большое хозяйство и жили в уединении. Причина заключалась в отсутствии любви между ними. Джози постоянно ощущала их обоюдную ненависть и со временем стала презирать родителей за то, что они заставляют ее жить с ними.

Она откинулась на подушки и с отвращением в тысячный раз оглядела свою комнату. Мать заставила ее перебраться из спальни, которую Джози делила с Эллен, в эту клетушку, никем долгие годы не использовавшуюся. Вайолет выкрасила стены в розовый цвет, сшила новые занавески и скатерть с оборками для старого расшатанного туалетного столика. Она рассчитывала, что дочь будет очарована и почувствует благодарность, но ничего подобного не произошло. Джози нравилось жить с Эллен в старой большой комнате, где они могли болтать по ночам или забираться друг к другу под одеяло, когда становилось холодно. Однако Джози была не глупа и понимала, что именно по этой причине мать заставила ее переселиться. Новая комната походила на тюремную камеру, и находясь в ней, Джози ежеминутно вспоминала, как хорошо было в Хельстоне.