Владимир Андреев - Ганг, твои воды замутились. Три брата

— Послушай, Нарендер, ты совсем ничего не ешь! Может быть, ты болен?

— Что ты говоришь? — очнулся юноша. С трудом оторвав взор от сверкающих под солнцем снежных вершин, Нарендер посмотрел на Вишну, будто впервые увидел.

— Я говорю, может, тебе принести салат для аппетита?

— Нет, спасибо. Ты знаешь…

Вдруг он вскочил с места, не договорив, и бросился на улицу. Вишну посмотрел в окно и увидел девичий силуэт, мелькнувший среди высоких сосен.

Флегматик вздохнул, покачал головой и придвинул себе порцию салата своего друга.

Взявшись за руки, влюбленные сбежали по крутой тропинке к реке. Ганга села на камень и опустила руки. Нарендер встал рядом, задумчиво глядя на беспечно шумящую воду.

— Все, что касается меня, я уже решила, — сказала девушка твердым голосом. — Я не хочу поступать против твоей воли.

Юноша поднял красивый голубовато-зеленый камешек, обточенный водой, и швырнул его через реку.

— А что за праздник будет завтра?

— Ночь полнолуния. Единственный раз в году мы можем выбрать себе мужа. В этот праздник бракосочетание совершается без свадьбы…

Древний праздник, оставшийся еще в некоторых высокогорных селениях. Таинство брака здесь совершалось просто и открыто, как в природе, что окружала горцев. После того, как девушка танцевала и пела перед своим избранником, она надевала ему на шею цветочную гирлянду. Это означало, что выбор сделан. Молодые в сопровождении ближайших родственников уходили в сельский храм и оставались там на ночь. Оттуда они возвращались мужем и женой.

— Послушай, — спросил Нарендер, — а что будет с Виру? Ведь он выбран тебе отцом?

— Да, отцом, но не мной! — ответила девушка, пытливо глядя на возлюбленного. — Мое сердце выбрало тебя, и теперь все зависит от силы твоей любви. Так ли она сильна, чтобы я могла на нее опереться?

Юноша ничего ей не ответил. Он просто взял Гангу за руки, поднял с камня и прижал к себе. Они посмотрели в глаза друг другу. Все было сказано без слов. Ганга улыбнулась от счастья и положила руки ему на плечи.

Нарендер возвращался в лагерь, будто с другой планеты. Он шел и не узнавал обыденные вещи. Простой цветок привел его в изумление своей красотой. Он словно увидел мир по-новому — сияющим, обновленным и красочным.

— Ей, Нарендер! — раздался крик за его спиной.

Запыхавшийся Вишну догонял друга, который даже не слышал, что его окликают.

— Постой же!

— А, это ты…

— Нарендер, я видел тебя и эту девушку.

— Все правильно, друг, ты видел мою будущую жену. Она станет ею после праздника полнолуния.

— Ты с ума сошел! — разгорячился флегматик. — Разве можно всерьез принимать обычаи горцев? Это их жизнь, у них свои законы. Как ты можешь идти на праздник, зная, что твой отец никогда не признает этого бракосочетания. Неужели ты будешь объяснять ему про полнолуние?

— Вот именно, — с горечью сказал юноша, — отец! В его сердце не нашлось любви к сыну, неужели он сможет выбрать мне жену лучше, чем это сделаю я? Это мое дело. Только бабушка меня беспокоит, — нахмурился Нарендер. — Она может возражать. Но если бабушка так почитает святую воду, то и Гангу она должна принять.

К празднику готовилась вся деревня. Конечно, в первую очередь — молодые неженатые мужчины, парни и девушки. Но и люди постарше, уже обремененные семьей, собирались прийти на площадь, чтобы посмотреть на красивое зрелище, чтобы вспомнить свои юные годы, когда и они не спали всю ночь, готовились выбрать свою любовь.

Вечером площадь уже была расцвечена разноцветными фонариками, увешана гирляндами свежих цветов. На врытые в землю столбики постелили доски и получились длинные скамьи для зрителей. Перед ними, на утоптанной площадке должны были начаться танцы горянок.

Старейшины устроились на почетном месте и зорко наблюдали, чтобы все правила были соблюдены. Старики пили горячий чай, курили свои потемневшие от времени хукки и вели неспешные разговоры о прежних праздниках, когда девушки были красивее, а парни горячее и безрассуднее.

Некоторые студенты тоже готовились пойти в деревню, чтобы посмотреть на удивительный обряд, пришедший из глубокой древности. Конечно, они постарались принарядиться по такому случаю.

В этот вечер в лагере особым спросом пользовались бритвы, лосьоны и пена для бритья — многие студенты обросли бородами на лоне природы. Единственный в гостинице утюг не знал покоя, переходя из рук в руки, зато все собравшиеся на праздник выглядели так, что им не стыдно было заявиться на какой-нибудь светский раут.

И вот наступил долгожданный вечер. Тысячи звезд высыпали на небе. Ярко горели фонарики, развешанные вокруг площади. Стайки крошечных, мигающих зеленоватым светом огоньков носились над травой — это летали светлячки.

В теплом воздухе разнеслись звуки ситары — музыканты уже настраивали инструменты. Прогрохотала дробь барабанов табла. Чей-то звонкий голос пропел вступление к старинной песне, и долго еще эхо разносило этот мотив, не желая расставаться с красивой мелодией.

Нарендер пришел вместе со своим другом, который решил поддержать его в трудную минуту. Они сели в первом ряду, прямо напротив импровизированной сцены.

Виру заявился в окружении свиты прихлебателей из числа объявившихся поблизости сезонных рабочих, которые были похожи скорее на разбойников с большой дороги. Впрочем, сам торговец не обращал на это особого внимания — у него на службе состояли подобные типы, занимающиеся охраной и выколачиванием долгов со злостных неплательщиков. В таком окружении Виру чувствовал себя спокойнее, он знал, что эти люди способны сделать все — за деньги, разумеется.

Тхакур почувствовал неладное, когда увидел такую компанию разбойников, возглавляемую торговцем. Он понял, что до Виру дошли слухи о Ганге и Нарендере. Дело принимало плохой оборот, но бывший солдат не испытывал страха. Ради счастья сестры он был готов сразиться с самим многоголовым царем демонов Раваной.

Прежде чем выйти из дома, Тхакур снял со стены топорик на длинной прямой рукоятке — грозное оружие горцев, и засунул его сзади за пояс.

Праздник начался. Девушки закружились в танце, одна прекраснее другой, но все же среди них выделялась Ганга. Одетая в ярко-красную блузку и юбку, прошитую золотыми нитями, она казалась диковинным цветком, распустившимся в диких краях среди холодных угрюмых гор.

Ганга пела и танцевала лишь для одного человека, и это заметили все. Местные жители, конечно, были удивлены таким выбором, но сердцу не прикажешь: если Ганга выбрала чужака, это ее право в ночь полнолуния.