Уинстон Грэхем - Фортуна-женщина. Барьеры

Да Косса улыбнулся.

— Весьма любопытное предположение. Но, так или иначе, все опять-таки сводится к тому, что наше поведение предопределено обстоятельствами и не зависящими от нашей воли причинами. Умственная и моральная неполноценность должна вызывать сочувствие так же, как физическая. Вы же не станете укорять меня и тем более не посадите за решетку за покалеченную ногу!

Сандберг возразил:

— Смотря какое применение вы найдете своей больной ноге. Главное — как человек распорядится своей неполноценностью.

Однако да Косса не унимался.

— Не хотел бы я иметь вас своим судьей.

Сандберг смерил его тяжелым взглядом.

— Я и сам не стремлюсь быть судьей для кого бы то ни было. Я прожил жизнь и отнюдь не являюсь ангелом. Но я верю в грех, который есть зло, причиненное личности, и в преступление, которое есть зло, причиненное обществу в целом. Называйте как хотите, но я убежден: человек должен нести ответственность за свои поступки.

Она была с Мартином в саду. А когда они расстались, у нее пылали щеки и заикание стало особенно заметным.

Через некоторое время она вышла из своей комнаты и начала спускаться по лестнице. Я уже ждал в холле. Кроме нас, там никого не было.

Она остановилась за три ступеньки до меня, стоявшего у основания лестницы.

— Я хочу извиниться, — начал я, — за то, что вечно путаюсь у вас под ногами.

Она улыбнулась и бросила быстрый взгляд мимо меня, на входную дверь.

— Я думала, мы покончили с этим сегодня утром.

— Это постскриптум.

— Значит ли это, что вы решили… п-прекратить п-поиски… — она не закончила фразу.

— Да.

Леони посмотрела мне прямо в лицо.

— Это правда, Филип? Если бы вы…

Меня глубоко задело выражение облегчения у нее на лице.

— Во всяком случае, пока. Я на пару дней еду в Голландию. Получил письмо от инспектора, ведущего это дело. Можете прочесть, если хотите.

Я отдал ей письмо от Толена, переправленное мне Арнольдом, и следил за выражением ее глаз, пока она читала.

”Дорогой мистер Тернер.

Мы располагаем свежей информацией по делу вашего брата. Я не могу доверить ее почте, так как она носит конфиденциальный характер. Если вы найдете возможность в ближайшее время приехать сюда, я лично сообщу вам все, что поможет окончательно развеять ваши сомнения. Если же это неудобно, дайте мне знать, и я письменно сообщу все, что смогу.

Искренне ваш,

Дж. Дж. Толен”.

Она вернула мне письмо.

— Что бы это значило?

— Вот это-то я и собираюсь выяснить.

— Да, да, конечно. Надеюсь… — она опять не закончила фразу.

— Что это ничего не значит?

— Нет. Я надеюсь, что все будет хорошо.

— Спасибо. А на время своего отсутствия я оставляю вас на попечении Мартина Коксона.

Она опустила глаза.

— Он интересный собеседник.

— Да, он очень интересный собеседник.

— Вы расскажете обо мне инспектору?

— Еще не решил. Не думаю.

— Наверное, это нужно сделать.

— Смотря что он мне сообщит.

— Филип, я не могу взять в толк, почему вы мне все это рассказываете. Неужели я еще не убедила вас, что нахожусь во вражеском стане?

— Нет.

Она провела пальцами по перилам.

— Я хочу, чтобы вы пообещали мне одну вещь, — сказал я. — Только одну — пока меня здесь не будет.

— Что именно?

— Это может показаться дешевым приемом, но… приходится рискнуть. Я не был знаком с вашим мужем, но, по рассказам, он был хорошим парнем.

Она молчала.

— Мне кажется, вы питали к нему такие чувства, как ни к кому другому.

— И что же?

— Может быть… будет неплохо, если вы попробуете думать о нем?

Она спустилась на две ступеньки, так что наши головы оказались на одном уровне. Ее рука лежала на перилах, но я не дотронулся до нее.

— Странно, что вы это говорите.

— Почему?

— Как раз сегодня я много думала о Томе, — она замялась.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Это трудно объяснить.

— Леони, мне необходимо знать.

— Нам пора идти.

— Нет, — на этот раз я накрыл ее руку своей ладонью. Это оказалось все равно что погладить молодую, необъезженную кобылку. Я ждал, что она отдернет руку, и, видимо, она собиралась это сделать, но вдруг передумала.

— Филип, в двух словах этого не объяснить. Понимаете, когда он умер… когда Том с Ричардом умерли, я сама была в больнице. Меня доставили в тяжелом, но не безнадежном состоянии. Том с Ричардом остались дома — здоровые. Это я была больна! И вдруг через три недели мне сообщили… Я отказывалась верить. Вернувшись домой, ждала, что они вот-вот появятся. Я не видела Тома больным. Они все равно что растворились в воздухе, — у нее трепетали ноздри. — Конечно, дом со всей утварью пришлось продать: я не могла в нем оставаться. Через некоторое время я поверила в смерть Ричарда. Ему было всего четыре месяца, это еще не совсем личность… Но смерть Тома никак не укладывалась в голове. Умом я знала, что произошло, и продолжала заниматься повседневными делами, но в глубине души…

— У вас оставалось чувство, что он жив.

— Да. Именно так.

После минутной паузы я сказал:

— Когда я упомянул о вашем муже… возможно, вы догадались, почему я это сделал?

— Возможно.

— Забудьте об этом. Предпочитаю сражаться, не открывая всех карт.

Она положила мне на руку свою и, немного помедлив, прошла мимо.

— Леони, — позвал я. — Мне безумно жаль, что я не могу вам помочь.

— Возможно, вы уже помогли.

— Видимо, это уже потолок.

— Простите…

— Не отрекайтесь от этого.

— Я и не собираюсь.

Она продолжала свой путь к выходу. Я последовал за ней. Она вдруг остановилась и произнесла:

— Вот что я хотела еще сказать и пока не сказала вам. Сегодня я в первый раз с беспощадной ясностью осознала, что Тома нет. Это все равно, что… — она смотрела на меня большими, лучистыми глазами. — Все равно, что понять нечто жизненно важное, — одновременно и лучше, и хуже, чем вы думали.

Мы с Мартином возвращались домой. В море отражалась половинка луны. Мне стоило огромных усилий притворяться, но я понимал, что это жизненно необходимо. Я сказал Мартину, что страшно огорчен неудачей с Сандбергом, и вообще у меня такое чувство, будто я гоняюсь за болотным огнем. Единственным лучом света оказалось письмо Толена, которое я и показал ему. Он остановился под фонарем.

Кончив читать, Мартин резюмировал:

— Я же все время вам твердил. Ключ к этой головоломке по-прежнему находится в Амстердаме.

Я обратил внимание, что он говорил быстрее обычного: видимо, ему не терпелось избавиться от меня, направив по ложному следу.

— Вы, конечно, поедете?

— Еще не знаю, — мне хотелось посмотреть на его реакцию.

— Это будет величайшей глупостью, если не поедете. Раз уж вам не хочется или не удается надавить на девушку, дальнейшее пребывание здесь не имеет смысла.