Уинстон Грэхем - Фортуна-женщина. Барьеры

Я заметил Сару раньше, чем она меня. Она выбралась из такси и посмотрела на часы. Я поспешил навстречу.

— Привет! Как добрались?

— Прекрасно. Я боялась опоздать, — она улыбнулась, больше глазами, чем ртом, и это показалось мне хорошим признаком.

Едва мы успели занять свои места, как оркестранты начали настраивать инструменты. Наши места были сбоку, в нижнем ярусе. На Саре было алое шелковое платье, которого я еще не видел: наглухо застегнутое до самого горла, приталенное, с широкой, как у цыганки, юбкой.

— Кажется, это неплохие места. Вы как-то сказали…

— Вы запомнили?.. Да, я сказала, что, хотя отсюда не видишь сцену во всей глубине, зато, сидя сбоку, чувствуешь себя частью актерского ансамбля.

— Я с самого июля…

Тут я запнулся; Сара вопросительно посмотрела на меня.

— Что?

— Старался устроить этот вечер. Чтобы совпала программа…

— Вы хотите сказать — с того самого вечера, когда мы говорили об этом в Ловис-Мейноре?

— Да. Я тогда отказался… Прогрессирующий маразм…

Она уткнулась в программку…

— Кажется, в ”Фасаде” сменили состав. Нет. Наверное, я неправильно поняла — Трейси что-то говорил утром…

— Как он себя чувствует?

— Довольно-таки сносно. Миссис Мортон в отъезде, и мы устроили небольшой ремонт. В такое время он всегда бывает раздражителен, потому что редко делают так, как ему хочется. Возможно, мы тоже уедем на следующей неделе.

— Правда? Куда же?

— В Скарборо — ненадолго. Там сейчас Виктор. Трейси тоже полезно уехать из деревни в пору цветения. Да и слугам не мешает отдохнуть. Мы закроем дом… Вы куда-нибудь уезжали?

— Нет. Почти все время был в Лондоне. Просто очень много работы. Это вам не верхом кататься.

Сара улыбнулась и оперлась на перила как бы для того, чтобы заглянуть в оркестровую яму. Как раз в это время грянули скрипки — изумительная музыка!

— Наверное, вы в прошлый раз отказались, потому что билеты предложил Клайв Фишер? Я угадала?

— Да.

— Он вам несимпатичен?

— Гм… Не могу сказать, что мне нравится этот человеческий тип.

— Вам не кажется, что вы страдаете нетерпимостью?

— Да, наверное.

В это время показался дирижер и направил свои стопы к пульту.

Разумеется, мои первые впечатления от балета могли быть только хорошими — хотя, если бы меня спросили впоследствии, я вряд ли мог сказать что-либо вразумительное. Это был один из тех случаев, когда человек впитывает информацию подсознательно, помимо своей воли. Танец, музыка, зрительные эффекты не вызвали во мне каких-то новых эмоций, а лишь усилили то, что уже звучало в моей душе.

Пока не опустился занавес, Сара не отрывала глаз от сцены — только пару раз не удержалась от комментариев. Казалось, она унеслась мыслями далеко-далеко, и по окончании спектакля ей стоило немалых усилий вернуться на землю. Она не стала возражать, когда на обратном пути я свернул в переулок и остановил машину перед небольшим ресторанчиком. В небе сверкнула молния.

В ресторане мы говорили о балете и танцовщиках. Если зимой я и чувствовал в ней напряженность, то сейчас ее как рукой сняло. Сара как будто грезила; я тоже. Жаль только, что, скорее всего, наши сны были разными.

Я что-то подвинул ей, и она спросила:

— У вас поранен палец — на войне?

— Нет. В восемнадцатилетнем возрасте я спал и видел — убежать из дому. Поэтому стал кочегаром на корабле и пересек Атлантический океан. На обратном пути сломал палец. Хирурги хотели ампутировать, но кость все-таки срослась.

Сара сказала вполголоса:

— Трейси прав: вы не любите говорить о себе. Даже о военном времени.

— Мы сейчас слишком близки, чтобы вести светские разговоры о прошлом.

— А ваша работа? Чем вы сейчас заняты?

Конечно, я не стал посвящать ее в перипетии дела Хайбери, а вместо этого вспомнил, как на прошлой неделе был предъявлен ложный иск в связи с угоном мотоцикла.

— Вам часто приходится сталкиваться с мошенничеством?

— Довольно редко. Такие случаи чаще всего связаны с пожарами, а не с ограблениями: легче замести следы, — мне показалось, что ей интересно, и я продолжил: — Люди прилагают бешеные усилия, чтобы не оставить улик, но что-то все равно остается. Скажем, при поджоге трудно обойтись без емкостей с горючим, или вороха стружек, или еще чего-нибудь такого. То пол провалится и что-то не сгорит, а попадет в подпол…

Сара подняла свой бокал и посмотрела вино на свет.

— Мораль: начинайте поджог в подполе.

— Или в кухонном подъемнике, или в сарае, где сильные сквозняки. В наше время наловчились устраивать подобные вещи.

— Как это?

— Они уже не полагаются на традиционные способы, а используют что-нибудь новенькое: газ, электричество… Однако самый простой реквизит — и самый надежный — свеча в мусорной корзине… что-нибудь в этом роде.

— Почему свеча в мусорной корзине?

— Ну, скажем, вы пропитываете скипидаром портьеры, мебель, что там еще, а внизу помещаете мусорную корзину и ставите в нее зажженную свечу. Дом запылает, когда вы сами будете мирно спать на расстоянии шестидесяти миль оттуда.

— Гениально. И часто это применяют на практике?

— Трудно сказать.

Снаружи послышались раскаты грома. Сара вздрогнула и взглянула на меня.

— Надеюсь, в ближайшее время грозы не будет? Мне нужно успеть на последнюю электричку.

— Я отвезу вас.

— У вас, кажется, новый автомобиль?

— Новый — для меня.

В ресторане было тепло, и, как ни странно, гул голосов создавал ощущение интимности. Можно было разговаривать так, словно вы здесь одни; лица официантов и посетителей сливались в одно большое, смутное пятно. Гром стих, и когда мы вышли на улицу, то очень удивились: улицы были сплошь залиты водой, словно их поливали из брандспойтов. Дождь уже кончился, мы пошлепали к автомобилю.

— Я еще не опоздала на электричку?

— Нет-нет. Но как же вы в этом тоненьком пальтишке?

Она заверила меня, что все в порядке. Я завел мотор, и тут вдруг произошла глупейшая вещь. Я купил эту машину месяц назад и до сих пор не имел случая заметить, что у нее протекает крыша. Пока мы ужинали, за козырьками от солнца скопилась вода, и едва автомобиль снялся с места, она обрушилась мне на голову, а Саре на колени.

Это была одна из тех случайностей, которые словно нарочно подстраивает какой-то шутник. Я вытащил носовой платок и чистый кусок марли и дал Саре — не переставая извиняться, смеяться и ежиться от воды, которая текла за шиворот. Должно быть, это было то еще зрелище! Я немного отъехал от места парковки; сзади сердито сигналило какое-то такси. К тому времени, как я въехал обратно и убедился, что вся скопившаяся за козырьками вода вылилась, снова пошел дождь.