Эмилия Прыткина - Записки успешного манагера

— Что же теперь делать? — взвыл технический дизайнер, который из жадности съел вишен больше всех.

— Ничего, на больничный двор бегать, — спокойно ответил Мишкин. — Я уже бегу, кто со мной?

— Я, — вздохнул программист.

Решили ходить парами. Пока один нужду справляет — второй стоит на карауле. Мучились часа два, пока наконец не приехал Леша и не привез лекарство. За таблетками выстроилась очередь, раздавали по старшинству, но хватило на всех. Через некоторое время всем полегчало, но уходить никто не торопится, сидят и ждут: а вдруг снова начнется. Урсула прогулялась до ближайшей аптеки, купила самые большие памперсы, напялила их и облегченно вздохнула:

— Теперь и домой ехать не так страшно.

Самыми смелыми оказались мы со Швидко: вышли из офиса и отправились гулять. Правда, учитывая обстоятельства, от пива и мороженого пришлось отказаться. Я попыталась осторожно выяснить, как продвигается дело с разводом.

— Так это еще не скоро свершится, ждать надо, — вздохнул Швидко, — да и куда торопиться.

— Это точно, — вздохнула я.

Ему-то торопиться, может, и некуда, а мне как-то неприятно встречаться с женатым мужчиной, пусть он даже давно не живет с женой, все равно неприятно. К тому же я все жду, что теперь, когда все устаканилось и между нами нет никаких недомолвок, по идее он должен сделать мне предложение. Но вместо того чтобы мягко подвести человека к этому решению, я вдруг ни с того ни с сего начала рассусоливать о том, что замуж мне никогда не хотелось и не хочется, что семейная жизнь не для меня, поскольку я очень ценю свободу, что дети-кухня-семья — не мой удел и вообще я собираюсь сделать карьеру.

— Знаешь, ты права. Ерунда все это. Я, например, тоже за свободные отношения. Один раз уже был женат, и хватит, — ответил Швидко.

Я закусила губу и задумалась. Вот кто меня тянул за мой поганый язык, а? Теперь, даже если он и хотел сделать мне предложение, то передумает. Еще бы, ведь девушка не собирается замуж.

Пришла домой, села на диван и задумалась. Папа стучит на балконе, как дятел.

— Что он делает? — спросила я у мамы.

— Херней страдает, — сказала мама.

— Это не херня, а ульи, — гордо ответил папа и показал мне какую-то странную конструкцию, которая меньше всего похожа на домик для пчел.

Сегодня папа купил газету и стал читать объявления. Почитал с десяток и выяснил, что ульи пользуются большим спросом. Притащил доски и оккупировал балкон.

Пошла в ванную. Висят на веревочке мои джинсы. Да уж, «Тайд» отбелит все, что угодно. Джинсы покрыты белыми пятнами. Мама сказала, что это не так уж и страшно, все равно они у меня были потертые, так что пятна практически не заметны.

Позвонила Нане и рассказала ей о нашем разговоре со Швидко. Нана назвала меня дурой и сказала, что теперь мне точно ничего не светит и надо искать нового мужика.

— Но я его люблю, — возразила я.

— Любовь приходит и уходит, но в твоем возрасте давно пора устраивать свою жизнь, — ответила Нана.

Я легла спать в самых расстроенных чувствах. Проворонила я свое счастье, нечего сказать, проворонила. А все мой длинный язык.

Работать не хочется категорически. Поставила себе «Фотошоп», попробовала рисовать коней — не рисуются. Вообще ни к чему интереса нет, после вчерашнего разговора со Швидко чувствую себя полной идиоткой. Что делать? Сказать ему сегодня, что я передумала и очень хочу выйти за него замуж? Как-то несерьезно, я ведь уже не маленькая девочка. Решила прогуляться. Возле кафе встретила Нану.

— Пошли со мной, я на сеанс иду, — улыбнулась она.

— Какой сеанс?

— К гадалке записалась, порчу снимает.

— Вечно тебя куда-то заносит. А что с психологией?

— Психология ерунда, вот эзотерика — вещь, — ответила Нана, схватила меня за руку и потащила в какую-то подворотню.

Пришли к гадалке, я осталась ждать Нану в коридоре, а она пошла в кабинет. Уж не знаю, что ей там снимали, наверно, на Нане была вселенская порча, но вышла она из кабинета спустя два часа, вся мокрая от пота, но счастливая.

— Иди, не пожалеешь, — сказала она и втолкнула меня в кабинет.

За столом сидит тетка в цыганском платке. Осмотрела меня и сказала, что на мне венец безбрачия, а сие означает, что даже если ко мне будут свататься двадцать человек в день, все равно замуж я не выйду, пока она этот самый венец не снимет. Слышали мы уже про такое, когда с моей несостоявшейся свекровью Андрюшу искали. На всякий случай прижала сумку покрепче к груди. Гадалка велела принести мне сорок венчальных свечей, пять бутылок масла «Олейна», три десятка яиц и хорошее махровое полотенце.

— А машина вам не нужна? Или шуба? — спросила я.

— Это в тебе сатана говорит, вот его изгоним, и станешь человеком, иди, деточка, покупай все, что я тебе наказала, — напутствовала она меня.

Я вышла и выругалась.

— Зря ты так, — ответила Нана, — она с меня порчу сняла, сама видела.

Я плюнула и пошла на работу. Мимозина уезжает с Лешей на море и оставляет меня за старшего. Написала мне, что надо сделать в ее отсутствие:

Напрягать Швидко.

Напрягать Чайку.

Сказать одному клиенту, что этикетка будет завтра, другому — что плакат будет послезавтра, а третьему — что буклет будет через два дня.

— А ты уверена, что это все будет? — спросила я.

— Нет, конечно, но ты ври, а потом поступай по обстоятельствам, — улыбнулась Мимозина и стала собираться.

Чую, мне конец. Вот бы тоже куда-нибудь уехать этак на недельку, но ведь не отпустят, гады.

Полезла в ЖЖ, теперь это моя чуть ли не единственная радость в жизни. Народ продолжает читать мои рассказы и восхищаться. Особенно им нравится мой колоритный папа и его кавказский акцент. Написала еще один рассказ про Павлика Морозова и свое многострадальное детство.

Павлик Морозов был нехорошим мальчиком. Об этом я узнала в конце третьего класса, а к середине четвертого окончательно убедилась в его подлости. О подлости мальчика, чьим именем была названа наша дружина, мне поведала маман, когда я прибежала и с гордостью сообщила, что меня приняли в пионеры и отныне я буду поливать цветы в комнате, где находится уголок Павлика Морозова, Вдохновленная рассказами пионервожатой о героическом поступке хлопца, я начала в красках описывать хорошего мальчика Павлика и добавила, что очень хочу быть на него похожей. Маман, мирно варившая мою любимую солянку, посмотрела на меня исподлобья и сказала:

— Тебе есть с кого пример брать. Ты лучше на своего отца стремись быть похожей, а не на мразь всякую! Я в свое время в комсомол не вступила, противно мне все это!

Весь вечер я просидела на скамейке, обдумывая слова маман. Отныне жизнь представлялась мне в мрачных тонах. Из раздумий меня вывела соседка Анжела, которая радостно сообщила, что в доме напротив продают петушки на палочке по десять копеек за штуку. Петушки были гораздо важнее Павлика Морозова и маман-антикоммунистки, и мы помчались в соседний двор. Назад мы возвращались довольные, с десятью петушками и фиолетовыми от красителей языками. Восемь петушков мы продали за двадцать копеек оставшимся во дворе товарищам. В следующем месяце мы с Анжелой весьма успешно приторговывали петушками, пока моя маман не надрала мне уши за то, что я сама эту гадость ем и другим продаю. Тем не менее мысли о Павлике не давали мне спать. После недельных раздумий я сделала несколько весьма важных открытий: