Лада Лузина - Я - ведьма!

Я мужественно сопротивлялась ветру, пытаясь изменить направление, — тщетно, тщетно, тщетно… Смирение представлялось подобным смерти, но ничего другого не оставалось… Может, потом… Как-нибудь в другой раз…

И тут кто-то взял меня за руку.

Я повернула голову и увидела Антона — он летел рядом, точно так же, как я, расставив руки. Он взял мою руку, и ветер исчез. Или, может, сила Антона превозмогала силу ветра — так легко, улыбаясь, он развернул меня обратно. И мы понеслись, стремительно, неудержимо, навстречу перламутрово-розовой, сияющей солнцем Лавре, смеясь от счастья и понимая друг друга без слов…

— Проснись! Слышишь, проснись…

Я мучительно открыла глаза. За окном водопадом шумел дождь. Утро было грязно-серым и рваным, словно старое тряпье. Надо мной висело злое, раздраженное лицо Владимира.

— Кто такой Антон? — мрачно спросил он.

— Антон?

— Да, Антон.

— Да никто… А что? Что случилось? Зачем ты разбудил меня?

— Ты только что три раза подряд произнесла это имя.

— Я?

— Ты. Так кто такой Антон?

— Мой сотрудник, — машинально ответила я.

— Ясно.

Владимир встал с кровати и начал одеваться. Я посмотрела на часы — шесть утра.

— Куда ты? — спросила я его.

— Ухожу.

— Куда?

— От тебя.

Я села в кровати. Было зябко и муторно. Обрывки сна и реальности перемешались в голове винегретом. Я спешно пыталась отделить одно от другого, определиться в своих чувствах, разложив их на кучки.

Я люблю Антона…

И Володя уходит, потому что я люблю Антона.

Но это был только сон, в котором я любила Антона.

На самом деле я люблю Володю.

Почему же тогда мне снится, что я люблю Антона?

И если мне снится, что я люблю Антона, значит ли это, что Володю я не люблю?

Конечно нет. Ведь сон — это одно, а реальность — совсем другое. Между ними нет никакой связи.

Володя не должен уходить!

— Подожди, — слабо выдавила я. — Ничего не было. Мне просто приснился сон…

— И что тебе снилось?

— Я летала. И он летал вместе со мной.

— Вот вы и долетались.

— Но это же смешно! — закричала я охрипшим, непослушным спросонья голосом. — Это идиотство ревновать ко сну! Мы с Антоном… мы почти не знакомы.

Володя нерешительно присел на край кровати и заглянул мне в лицо. Сейчас его серые глаза казались почти черными из-за расширенных огромных зрачков. Его зрачки глядели на меня как два знака вопроса.

— Тогда почему он снится тебе?

— Не знаю… — сказала я честно.

— Скажи мне сейчас, глядя в глаза, что ты не любишь его. — Два вопросительных знака вцепились в меня, словно два железных крюка мясника.

— Конечно не люблю… — поспешно поклялась я, стараясь, чтобы мой голос звучал правдиво.

Все три слова прозвенели неприкрытой фальшью, как всегда, когда я безуспешно пыталась соврать. Я не умела лгать — это знали все. Но абсурд нынешней ситуации был в том, что сейчас я точно знала: я говорю абсолютную правду!

— Ясно… — обреченно повторил Володя. — Все ясно.

Он встал с кровати и направился к двери, попутно смахивая свои вещи в спортивную сумку: мобильник, очки, лекарство от насморка, зачитанного до дыр Ильфа и Петрова, недочитанный детектив Переса Реверте…

Я молча хлопала глазами, пораженная предательством собственного голоса, выдавшего меня во сне, а затем лжесвидетельствующего против своей хозяйки.

На душе было забко и тоскливо, будто в пустом холодильнике.

Володя уходил от меня, а я даже не знала, что ему сказать…

Что можно сказать, если нечего говорить, потому что не было НИЧЕГО!

Что можно сказать, если сам твой голос свидетельствует против тебя, утверждая: БЫЛО!

Уже стоя в дверях, Володя обернулся и с сожалением поглядел на меня:

— Надо было сказать мне сразу. Раньше ты хотя бы мне не врала…

Я пришла в офис на полчаса раньше. Какой смысл лишних тридцать минут плакать в пустой квартире, названивая на мобильный бросившему тебя мужчине и слушая, как он сбрасывает твои звонки?

Выйдя из дому, я позвонила Володе из автомата, но эта хитрость мне не помогла — он отключился, едва заслышав мой голос.

Работа не ладилась. Дождь за окном казался бесконечным, жизнь беспросветной, как «Долгая дорога в дюнах». Помню, в детстве я до соплей сопереживала героине этого прибалтийского сериала, которую любимый бросил лишь потому, что не поверил в ее верность. Потом, ближе к пенсии, они помирились. Но подобная перспектива меня не утешала.

В обед я увидела в буфете Антона.

Взгляды встретились. Он вежливо кивнул мне, здороваясь. Я резко отвела глаза. Я ненавидела его, прекрасно понимая необоснованность этого чувства — он, бедный, ни в чем не виноват. Он даже вряд ли помнит, как меня зовут, и понятия не имеет, что сегодня ночью разрушил мою жизнь на корню, сволочь! Ненавижу! Ненавижу!

— Простите, можно?

Я подняла голову от тарелки. Антон стоял возле моего стола. В одной руке у него был стакан кефира, в другой — тарелка с бутербродами.

Хмуро кивнув в ответ, я сразу встала, безжалостно покинув свой нетронутый витаминный салат. Все равно кусок в горло не лезет. И вообще, чем раньше я умру с голоду, тем лучше.

Хлюпая носом от жалости к себе, я вышла из буфета и вернулась на рабочее место.

Надрывно зазвонил телефон. Я торопливо схватила трубку, опрокинув стакан с карандашами. Карандаши со стуком посыпались на пол…

Увы, это был не Володя.

— Привет! Сколько лет, сколько зим! — пропел голос подруги моего детства.

— …А ты мне недавно снилась, — жалобно проскулила я. — Но я и подумать не могла, что ты объявишься. Пять лет ведь не виделись. Мне тебя сам бог послал. Я бы с ума сошла, если б пришлось ночевать дома одной.

— Ну вы даете! — Инна состроила двусмысленную гримаску и ловко опрокинула рюмку «Hennessi», извлеченного из бара по поводу нашей счастливой встречи. — Я вроде девушка бывалая, но такого еще не слыхала!

— То-то и оно, — продолжала плакаться я. — Самое обидное, весь сыр-бор на пустом месте! И главное — ничего теперь не докажешь.

— Конечно, я б тоже не поверила, если б мой жених стонал во сне: «Матильда! Матильда!», а потом объяснял это дурным сном.

— Вот видишь… — Я угрюмо насупилась.

— А знаешь… — Инна вытянула губы в эротичную трубочку. — Со мной тоже было нечто подобное. Представь себе, года два назад снится мне мой шеф. Я тогда уже кучу времени у него работала и ни разу на него как на мужика не взглянула. А тут приснилось… ну, в общем, что мы занимаемся сексом. И такой он, знаешь, нежный был во сне, так сладко ласкал меня, такие знойные слова говорил, что я проснулась вся перевозбужденная — хоть бери да выжимай.

— И? — От любопытства я даже вынырнула из своей депрессии.