Ольга Цыпаева - Янтарная бусина: крестьянка

А назавтра был праздник! Нарядно одетую Олю с красной корзиночкой в руках вели в храм. В церкви прихожане не переставали восхищаться: «Девчонка совсем маленькая, а всю службу простояла!» После таких слов Оля была готова стоять три службы подряд. Она молилась, одновременно разглядывая иконы вокруг. А со сводов потолка смотрел Бог, идущий по небу, и улыбался Катеньке, Саньке и их внучке. Это было настоящее счастье! После службы и причастия через огромную толпу людей продвигались к выходу, а корзиночка в руках у Оли с каждым шагом становилась тяжелее — отовсюду тянулись руки с конфетами, так всем хотелось угостить девочку. На выходе корзиночка была полной, что для Оли подчеркивало значительность момента.

Самым светлым и большим праздником в семье считался праздник Пасхи. К нему Катенька готовилась с особой любовью. За неделю в доме начинался тарарам. Снимались занавески, отодвигались столы, диваны, шкафы, все содержимое которых безжалостно вытряхивалось и складывалось в большие кучи. В сенях в деревянной форме с крестом стекал творог, готовившийся стать пасхальным сыром. К субботе все вокруг становилось необыкновенно чистым, светлым и торжественным. Занавески оказывались на окнах, посуда сияла чистотой, готовый уже сыр стоял на столе и ждал своего часа (который, как казалось, не наступит никогда), в доме пахло пирогами и куличами. Красились яйца в малиновый, красный, зеленый цвета. Соседка Райка приносила с мебельной фабрики тряпочки, которыми обшивали диваны. Они-то при варке яиц и давали столь разнообразные оттенки. У маленькой Оленьки вся суббота проходила возле стола, где колдовали бабушка с мамой. Слюни у девочки текли, капая прямо на носки. Это иногда вызывало в хозяйках сострадание, и ей перепадало облизать ложку от взбитого гоголя-моголя или разгрызть маленькую цветную горошину конфеты, которая завтра украсит кулич. Оле казалось, что предпасхальный день длится вечно, поэтому к вечеру, вся измучившись от невыносимо зовущих запахов, она ложилась спать голодная и сердитая. Кто же будет есть простую еду при наличии в доме таких вкусностей? Сон к ней приходил с мечтами о завтрашнем дне и мыслями, что все-таки хорошо, что есть Боженька и что Он воскреснет завтра…

— Христос воскресе! Христос воскресе!

— Воистину воскресе! — отвечала Оля сквозь сон.

Сегодня Пасха! Сон снимало как рукой. Она подскакивала на постели и заглядывала под подушку. Заботливо положенный Катенькой, там лежал большой серебряный рубль, самый настоящий, с нарисованным на нем лысым дядькой. Оля твердо не знала, зачем он ей, но было приятно оттого, что он большой, тяжелый и настоящий. Катя сидела рядышком с внучкой, протягивая красное яичко. «Воистину воскресе!» — вопила Оля и неслась… конечно, на кухню. Сыр выглядел очень заманчиво и аппетитно, но сначала надо было съесть яйцо. Вкус сыра, заботливо приготовленного Катенькой, описать просто невозможно. Ничего в мире нет вкуснее этого чуда кулинарного искусства, с такой любовью приготовленного Катенькой!

В праздник у Катеньки за столом собирались все дети и внуки. Приходили Кузьмины и Телины — две дочери с мужьями и детьми. И начиналось веселье.

Заводилой была Катя. Она начинала плясать и петь.

На одном из гуляний Катенька запела до боли знакомую мужу частушку:

Санька нахмурился, пихнул ее в бок:

— Хватит, не молодая уж, а все в плясках. — На самом же деле он вспоминал о том, что когда-то, задрав жене юбку, хлестал ее ремнем, как потом выяснилось, ни за что. До сих пор стыдно ему было вспоминать.

Но не остановить теперь было Катю. В пляс пускались и дочери, и невестка, и даже внучки. А мужики смотрели на это безобразие и потягивали вермут, так полюбившийся Саньке. Он втихую наполнял стаканы зятьям и был страшно доволен, что все собрались вместе.

Фаля громче всех пела и била чечетку.

— Оль, подойди-ка! — Санька позвал маленькую внучку. — Иди попроси у Фали туфли померить и спрячь их подальше, а то от ее топота не слышно ничего, аж в ушах звенит. — Дед хитро улыбнулся и достал внучке из кармана конфетку, у него завсегда имелось на такой случай.

Туфли Оля выпросила, спрятала, как положено. А потом и с остальных ног просила померить, только прятать не стала — приказа не было. Но бабы все равно не унимались.

пропела Катя, исподтишка поглядывая на мужа. И это стало последней каплей в Санькиной чаше терпения:

— Хватит голосить! Разошлись, растопались! Все за стол!

За столом уже пели «Ой, цветет калина», и провокационных частушек Катя больше не вспоминала.

Пришло время расходиться по домам. А туфли Фаля найти не может. Стали искать. Позвал дед внучку, шепнул ей что-то на ухо, а она расплакалась: «Не помню!» В веселье и плясках позабыла Оля, куда спрятала теткины туфли. Обыскали все, но так и пошла Фаля домой в маминых тапочках…

Катенька часто водила внучку к своей маме. Любила Оля гулять по ее большому заросшему саду, который уходил вниз по крутому склону. Баба Саня болела, поэтому надолго не вставала с постели. Она угощала правнучку конфетами, слушала молитвы, наизусть, без запинки читаемые Олей, и радовалась, что ее Катенька так любит внучку.

Санька в свои шестьдесят пять не мог усидеть на месте без работы. Устраивался то вахтером, то сторожем, работал через три дня. В свободное время любил возиться в саду с внуками. Для Оли Санька стал образцовым дедом. Водил ее в магазины, покупал всякие сладости. В саду учил сажать деревья, ловил ей птиц, подолгу пролеживая в кустах с силками. И конечно, когда рождались ягнята, внучка узнавала об этом первой. Ей разрешалось даже приводить ягненка домой и укладывать спать рядом со своей кроватью, несмотря на протесты родителей. С дедом Саней спорить было бесполезно.

Звала его Оля Дикой. Слово «деда», наверное, трудно выговаривалось.

— Дика, дика, сделай мне качели. Я у соседей видела, как на них пацаны катаются! — выпрашивала Оля.

Дед шел мастерить качели, да такие, чтобы ни у кого не было! Трехместные! Чтобы и Олины друзья могли на них поместиться.

Дика, Дикачок. Он был классическим дедом — умел побаловать, поиграть, сказку рассказать, плетя рыболовные снасти. Ему доставляло удовольствие, когда сетка выходила правильной, нужного ему размера. Вот и приставала к нему внучка: «Расскажи еще, Дик!» И рассказывал он ей все стихи, что из детства помнил. Видно, хорошо учили крестьянских детей в школах.