Джо Шрайбер - Гуд бай, стервоза!

У меня перехватило дыхание, я только открывал и закрывал рот, пытаясь вдохнуть.

— Куда мы теперь? — выдавил я.

— Куда-нибудь, где к нам будут относиться более доброжелательно, — сказала она. — Давай, давай!

— Да пошла ты! — Я остановился. — Я больше никуда не собираюсь с тобой идти.

— Тогда я взорву твой дом, — сказала Гоби, продолжая шагать. — Ты мне веришь?

«Да», — подумал я.

— Нет.

— Ну, тогда прощай.

Спустя секунду я уже бегом догонял ее.

Через шесть кварталов вверх по авеню А я понял, куда Гоби меня ведет.

— Погоди, — сказал я, — мы что, идем туда?

Но Гоби уже открывала дверь подвала «У Монти», пропуская меня вперед, словно в ожидании засады. Я, спотыкаясь, вошел внутрь, изо всех сил пытаясь взять себя в руки, словно сейчас это было возможно.

В зависимости от того, кого спросить, заведение «У Монти» можно было назвать либо безнадежной помойкой со старым хламом, либо последним великим рок-клубом в Ист Виллижд, оставшимся с восьмидесятых. Владельцем был старый норвежец по имени Свен, бывший хиппи и наркоман, который умудрился каким-то образом вылечиться. Никто из нас в действительности не видел его в лицо, и вполне возможно, что он и существовал-то лишь как часть имиджа клуба. Предположительно, свояк Свена устроил концерт «Червя» и получил чек от нас с Норри на две с половиной тысячи долларов. Чек, который мы с Норри выдали ему вперед, так как именно по этой системе работал клуб: ты покупаешь место на один вечер и ночь, даешь концерт и полагаешься на удачу — что люди придут и заплатят, покрывая твои расходы. Все мы читали Легс Макнила «Прошу, убей меня» от корки до корки и были преисполнены энтузиазма стать участниками одного из концертов, которые войдут в историю.

Когда мы вошли, Гоби указала на флайер «Червя» — ксерокопированную афишу, приклеенную на входе в клуб. Я тут же узнал ее — мы вместе с Норри распечатывали такие афиши и расклеивали по городу в прошлые выходные.

— Да тут сегодня твоя рок-группа выступает, — сказала Гоби. — Для нас это хорошее прикрытие.

— Подожди-ка, — проговорил я, — ты что, хочешь использовать наш концерт в своих целях?

— Да какая разница, Перри? Ты переживаешь, что я тебя использую?

— А знаешь, ты мне нравилась больше, когда была убогой студенткой, которая училась со мной в одной школе.

— Ну, возможно, и ты мне нравился больше, когда не так часто открывал рот, а молча пялился на мою грудь, — сказала она. — Но невозможно постоянно получать то, что хочешь. Не в этом мире.

— Но я никогда… Да я вовсе не…

— Тебя здесь сегодня ждут. Все знают, что ты должен сюда прийти. Так что поднимайся на сцену, исполняй свои песни и выиграй для нас немного времени.

Она пожала плечами:

— Это, конечно, не лучшее прикрытие, но выбора у нас особо нет, так что сойдет.

Я начал было спорить опять, но Гоби взмахнула рукой, обрывая меня на полуслове, — так, как будто бы не нуждалась в объяснениях такого тупицы, как я. Слева у входа гном в капюшоне взглянул на меня безразлично и произнес:

— Пять долларов.

— Я играю в рок-группе, которая выступает сегодня, меня зовут Перри Стормейр.

— Вас нет в списке.

— Потому что я играю.

— Вас нет в списке.

Я открыл кошелек, достал десять долларов и протянул ему. Это были мои последние десять долларов.

— Ваши документы?

Я поднял руку и показал надпись: «НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЙ», все еще сохранившуюся от прохода в клуб «40/40».

— Алкоголь не пить, — сказал гном. — И не…

— Не сидеть у барной стойки, да, я знаю.

Он махнул нам рукой, пропуская внутрь. В следующую же секунду я услышал, как зафонил микрофон, и увидел на сцене Норри, Калеба и нашего певца Сашу. Они поднимались на сцену и оглядывали толпу, изображая из себя крутых рок-н-ролльщиков и неумело пряча волнение. Меня они еще не заметили.

— Подожди, Гоби, — сказал я, потому что мне в голову пришло кое-что ужасное. — Ты же не собираешься никого здесь убивать?

— Если в этом не будет необходимости.

Она остановилась и изучающе посмотрела на сцену и на ребят.

— Как ты думаешь, если начнется перестрелка, кто-нибудь из них заслонит тебя грудью от пули, а? — спросила она.

Ее взгляд остановился на Норри.

— Возможно, вон тот, ударник, он и ростом повыше, и загородить тебя сможет, если дойдет до дела. Если что, прячься за него.

— Ты шутишь, да? Ты точно шутишь. Он мой лучший друг.

Я лихорадочно соображал, пытаясь придумать сценарий более отчаянный, чем перестрелка на первом концерте моей группы в Нью-Йорке. И тут я почувствовал, как на мое плечо легла чья-то рука.

Гоби уже растворилась в толпе, а я резко обернулся и уставился на двух человек, стоявших напротив.

— Мама? — сказал я. — Папа?

Энди Уорхол говорил: «В будущем каждый будет иметь право на пятнадцать минут славы». Опишите ваши пятнадцать минут.

Университет Нью-Йорка

Я уставился на родителей круглыми от удивления глазами. Тут до меня дошло, что с тех пор, как я говорил с отцом по телефону, прошло сорок пять минут.

— Мы решили, что, возможно, найдем тебя здесь, — сказал он, поднимая руку так, словно собирался то ли похлопать меня по плечу, то ли врезать мне в челюсть. Он помедлил и в конце концов просто опустил руку. Отец смотрел на меня в упор, разглядывая так пристально, как никогда раньше, словно видел меня впервые. Мне стало неуютно под его взглядом; я даже зачесался. — Полагаю, Гоби здесь, с тобой?

— Да, где-то здесь, — сказал я.

Отец кивнул и принялся разглядывать толпу. Он буквально сканировал окружающих, как терминатор, просвечивая их насквозь в поисках той, которая могла одним лишь словом разрушить его семейную жизнь.

— Перри, — сказала мама, — как ты мог так поступить с нами? Как ты мог обмануть наше доверие?

— Это я обманул ваше доверие? — Я перевел взгляд на отца. — Мама…

— Добрый вечер, Нью-Йорк! — проорал Саша со сцены, оглушив всех присутствующих. Некоторые даже расплескали напитки и состроили кислые рожи. — Говорят, Нью-Йорк сегодня дрогнет!

Толпа на миг стихла; люди посмотрели на сцену и, решив, что Саша не представляет большой угрозы, вернулись к своим напиткам и разговорам.

— Я говорю, — не унимался Саша, — что слышал, будто Нью-Йорк сегодня дрогнет!

Сейчас мне было непонятно, почему мы взяли Сашу вокалистом в нашу группу. С одной стороны, у него, конечно, был плюс — эдакая животная энергетика, необходимая для выступления на сцене. С другой стороны, он, похоже, решил, что сейчас 1985-й год — время, когда его родители были нашими сверстниками.

Догадавшись, что нью-йоркская толпа продолжает игнорировать его, Саша решил подать более очевидный знак того, что концерт начинается. Он подпрыгнул в воздухе, выбросив одну ногу вперед, издав пронзительный крик, а потом схватил электрогитару «Стратокастер» — инструмент, на котором он на моем веку играл только один раз, перепив текилы. Одновременно Норри, который стоял позади него, рванул бас-гитару. А Калеб, наш гитарист, уселся за ударные.