Эйлин Гудж - Чужие страсти

Мозг Нила обволакивало плотным туманом, и он поддался ему, теряя себя в его бархатных серых складках. Вскоре глаза его закрылись. «Это не так уж и тяжело, — подумал Нил. — Все, что нужно сделать, просто… отпустить».

Через несколько минут — или несколько часов? — его разбудил едкий запах дыма. Затуманенный мозг воспринимал происходящее откуда-то издалека, как бывает, когда во сне хочется в туалет, но проснуться нет сил. Так же, как и давление в мочевом пузыре, это ощущение постепенно нарастало, пока не заставило его открыть глаза.

Теперь в лунном свете, проникающем через жалюзи, Нил видел плавающие у потолка тонкие бледные полоски дыма. Он почувствовал тревогу, но импульс был приглушенным, словно далекий звук полицейских сирен, к которым Нил настолько привык, живя в большом городе, что относился к ним как к фоновому шуму.

Господи, если они сейчас же не выберутся отсюда, то сгорят заживо. Будучи в полусознательном состоянии, Нил даже не подумал, что они все равно должны были умереть. Тем не менее стремление жить, которое без его ведома пряталось где-то в глубине его человеческого естества, пересилило все остальное.

Он с трудом поднялся.

— Феба! — Нил начал трясти ее. Голова девушки безвольно болталась на подушке из стороны в сторону, а веки только дрожали, но не поднимались. — Феба! — снова прохрипел он. — Вставай… проснись. Мы должны выбраться отсюда. — Язык казался каким-то толстым и чужим, словно после анестезии у дантиста, отчего говорить было трудно.

Феба не реагировала.

Он попытался поднять ее и посадить, но она тут же снова упала на спину. Охваченный паникой, Нил понял, что должен оставить ее здесь и срочно искать помощи. Но и это показалось ему невыполнимым. Он не представлял себе, как сможет пройти через дверь спальни, а тем более спуститься вниз по лестнице. Даже если бы у него все получилось, к тому времени было бы слишком поздно. Дым все сгущался, и с каждой секундой становилось труднее дышать — это был не тот приятный запах костра, а едкий дым горящего мусора, маслянистый и удушливый. Нил опять закашлялся, на этот раз уже сильно, что каким-то образом сбросило его с кровати, после чего он с глухим стуком рухнул на пол.

Опустив голову, он пополз к двери на четвереньках, как ему показывали в школе на пожарных учениях. Но сейчас это было похоже на оптический обман: чем ближе он подходил к двери, тем дальше она казалась. Внизу раздавался бешеный лай собаки. Брюстер, как и они с Фебой, тоже оказался в западне внутри дома, понял Нил, и у него тоскливо засосало под ложечкой.

С невероятными усилиями Нил преодолел последние несколько шагов. Не думая, юноша схватился за ручку двери, и в тот же миг ладонь его пронзила такая острая боль, что он даже вскрикнул. Однако эта боль произвела на него и оживляющий эффект. Тормозящая заслонка в его голове приоткрылась еще на сантиметр, допустив выброс в кровь порции адреналина.

У него хватило сообразительности снять с себя рубашку и замотать ею пульсирующую болью руку наподобие рукавицы, прежде чем снова схватиться за дверную ручку. После этого он выполз в коридор и все так же, на четвереньках, стал пробираться к лестничной площадке через накатывающие волны жара и разъедающий глаза дым. На первом этаже продолжал отчаянно лаять Брюстер. Но единственным звуком, кроме этого, был треск пламени где-то внизу. В каком-то незаторможенном участке мозга Нила поднялась и достигла своего пика волна паники. Это был не город, где уже давно возле дома начали бы суетиться пожарные. Они находились посреди этого долбаного захолустья. И никто не торопился прийти им на помощь. Даже если ему удастся выбраться отсюда живым, спасать Фебу будет слишком поздно.

Их ужин оказался неожиданно ярким событием. Карим повел ее в турецкий ресторан, где помимо вкусной еды их ожидала развлекательная программа в виде танца живота и живого исполнения традиционных турецких мелодий тремя музыкантами. Если Лайла и предполагала, что их первый вечер вдвоем будет проходить в каком-нибудь уединенном ресторанчике, где он попытается пленить ее романтическим ужином при свечах, то в итоге она оказалась жертвой чего-то совсем другого, действующего гораздо более хитроумно, — хорошего времяпрепровождения.

— Я уже и не помню, когда в последний раз получала столько удовольствия, — сказала Лайла, когда им в конце концов принесли счет.

Карим улыбнулся ей через низенький стол, за которым они сидели или, скорее, полулежали на пухлых вышитых подушках, которыми был выложен пол вокруг. Он чувствовал себя здесь совершенно как дома, словно бедуин, развлекающий ее в своем шатре.

— Ты говоришь так, будто ожидала чего-то другого, — рассмеявшись, сказал он.

— Ну, можно и так сказать. — Поняв, что это прозвучало несколько двусмысленно, Лайла тут же добавила: — Прости, я не это имела в виду. Видишь ли, после того как мой муж… — Она замолчала, ожидая привычного давления в груди, которое всегда сопровождало ее при воспоминании о Гордоне. Но на этот раз ничего такого не произошло. Еще один сюрприз этого вечера, полного неожиданностей. — Мне было нелегко отвлечься и расслабиться. После таких вещей в жизни все меняется. Это уже никогда не оставляет тебя, прячется где-то в дальнем уголке сознания.

— Да, я понимаю. — Карим сочувственно кивнул. Это были не просто слова — он действительно понимал ее. — Именно поэтому я должен поблагодарить тебя.

Сбитая с толку, Лайла улыбнулась.

— Поблагодарить? За что?

— За то, что позволила сопровождать тебя в этом путешествии.

Она знала, что он имеет в виду, но обратила все в шутку, внезапно ощутив зыбкость почвы под ногами.

— Мы что, отправляемся куда-то, а я об этом не знаю?

Он потянулся через стол и накрыл своей ладонью ее руку. В мерцающем сиянии свечей глаза его казались совершенно черными, а улыбка, играющая на лице, вызывала в теле приятное тепло, какое бывает после рюмки водки.

— Это тебе решать, — сказал Карим.

В гардеробе он помог Лайле надеть плащ и уже перед выходом задержался, чтобы перекинуться парой слов по-турецки с владельцем ресторана, вежливым пожилым человеком с шикарной гривой седых волос. Турок что-то ответил ему и, похлопав Карима по плечу, многозначительно взглянул на Лайлу, которой не нужно было знать турецкий язык, чтобы понять, о чем речь. Когда они вышли на улицу, щеки ее горели.

Приятное опьянение от вина, выпитого за ужином, исчезло при первом же порыве холодного ветра, ударившего им в лицо: это были отголоски бури, начавшейся сегодня днем. Когда они направились к парковке, Лайла крепко взяла Карима под руку. Ее немного пошатывало, и не только от вина. Как всегда, его присутствие слегка выбивало ее из равновесия. На этом мужчине, подумала она, должна быть предупреждающая табличка: «Осторожно! Может вызывать побочные эффекты в виде головокружения, перебоев сердцебиения и нарушений вестибулярного аппарата».