Бэтси Нант - Все реки текут - 2

— Ну если большая практика, зачем же еще учиться у профессора?

— Видишь ли, ма, случаи бывают разные, в том числе и очень тяжелые, у кого-то, допустим, нет носа, его отрубило осколком, у кого-то нет ушей или нижней челюсти. Я не во всех случаях силен.

— Какие ужасы ты говоришь, не напоминай о войне, я просила рассказать что-нибудь хорошее!

Алекс стал рассказывать о новорожденном, об Энни, но через несколько минут увидел, что глаза у Дели наполовину закрылись и она стала засыпать.

За пять лет боли в руках у Дели и не усилились, и не прошли. Пальцы ее уже почти не разгибались, ходила она с трудом, но все равно заставляла себя раз в два или три дня ходить на этюды.

Каждые два месяца она рассылала свои работы по различным галереям штатов, где их охотно брали. Цена на картины ее давно не интересовала. Она просто хотела писать, просто хотела, чтобы ее пейзажи висели у тех людей, которым они нравились. И Дели с радостью дарила всем, кто изредка заходил в ее дом, пейзаж, который нравился пришедшему. Несколько картин она подарила Дорин, своей сиделке, и около десятка — Вики, своей внучке.

Кому она всегда была особенно рада, так это Вики. Она уже выросла и стала почти самостоятельной взрослой девушкой. Вики уже не жила со своей матерью, Мэг. Она училась на журналистку в университете и довольно часто приезжала к Дели.

Дели большую часть дня теперь сидела под пледом в кресле и старательно пыталась разработать руки, пыталась вязать разные мелочи для хозяйства. Если бы ее это занятие, ее пальцы совсем перестали бы двигаться, они пожелтели и были похожи на восковые.

Сиделка Дорин, к которой Дели за шесть лет так привыкла, что считала ее своей дочерью, оставила ее, уехав в Сидней работать в большую клинику. У нее теперь была новая сиделка, мисс Бейтс.

Зрение и слух ухудшались, и теперь, чтобы Дели слышала, нужно было кричать или говорить возле самого ее уха. Но то, что Дели хотела слышать, она слышала прекрасно и мгновенно; как услышала сейчас, что к дому подъезжает автомобиль.

«Конечно, это Вики, или, может быть, Алекс вернулся из Европы», — подумала Дели и уронила на пол клубок, пытаясь встать и открыть дверь, но ее опередила мисс Бейтс.

Возле дома послышались звонкие голоса, Дели слышала их, словно находилась внутри пустой баржи: голоса чуть звенели, и в ее ушах от них было эхо, как будто говорили двое или даже трое человек.

— Где моя бабушка? Где моя любимая бабушка! — услышала она возгласы Вики. Дели с трудом поднялась и протянула навстречу внучке руки.

— Что же ты так кричишь, Вики, как будто я глухая? У меня лопнут барабанные перепонки!

— Бабушка, как выросли деревья, я их просто не узнаю, а ты как помолодела, это же просто чудо! Как твое здоровье?

Вики осторожно обняла Дели и несколько раз поцеловала в щеки.

— Я по-прежнему все молодею. Как ты здесь оказалась, моя милая, я ужасно рада, что ты навестила больную старуху.

— Я в командировке, меня из Мельбурна прислали сюда работать почти на год. И вот первое интервью, которое я хочу взять как начинающий репортер, — это интервью у моей знаменитой бабушки.

— Я знаменита? Вот это новости, с каких это пор, — засмеялась Дели.

— Бабушка, зачем ты кокетничаешь? О твоей выставке к юбилею писали все газеты Мельбурна и Сиднея, — всплеснула руками Вики.

— Вот это новость, а я даже и не знала. Нет, честное слово, Вики, я не шучу, мисс Бейтс не дает мне ни одной газеты. Она говорит, что иначе я совсем ослепну, если буду читать газеты. Ты ничего не захватила с собой? Выставка была интересная? А что там было центром экспозиции? Я надеюсь, цикл «Война»? Кто собирал картины по галереям? Вики, ну почему же ты не захватила газеты? Я ужасно расстроена!

— Бабушка, прости, меня глупую, но я даже не могла предположить, что ты не читаешь газет. А я была на твоей выставке, там кто-то говорил короткую речь из Национальной галереи, но, прости, я немного опоздала и не слышала. В первые два дня народу было очень много, даже маленькая очередь за билетами выстроилась, да-да, я говорю правду, ты мне веришь?

— Ну, конечно, моя дорогая.

— И там была одна сенсация, знаешь какая?..

— Не пугай меня. Иначе я оглохну и перестану тебя слышать, у меня уши автоматически реагируют на неприятности, и слух отключается. Кто-нибудь испортил картину или что-нибудь украли?

— Нет, хорошая сенсация, я думаю, ты тоже будешь удивлена. Там выставлялась твоя совершенно неизвестная картина, которую нашли на берегу, просто восхитительный пейзаж с блестящей паутиной и серым голубым небом. Но тот, кто его нашел, не захотел продать галерее, он оставил его себе, увидев твою подпись. Ты что, действительно не знаешь, что ты снова входишь в моду?

— Ах, при чем здесь мода, дорогая! Как все это ужасно… Значит, никто не погиб?

— Бабушка, я тебя не понимаю. Кто должен был погибнуть? Все прекрасно, выставка прошла чудесно, отзывы самые-самые хвалебные, жаль, что тебя не было, но все знают, что ты уже никуда не выезжаешь.

— А Берт, он был на выставке? — спросила Дели и, увидев непонимающий, удивленный взгляд Вики, пояснила: — Берт Крайтон, скульптор…

— Я не знаю никакого Берта Крайтона, прости, пожалуйста.

— Но разве ты, как журналистка, не специализируешься по искусству и культуре, или ты пишешь про сельское хозяйство и судоходство?

— Да нет, конечно, все мои статьи, которые, правда, еще не опубликованы, все про оперу или театр, даже есть одна маленькая заметка про скульптуру в Фицрой-парке — она находится в ужасном состоянии, — но, извини, я про такого скульптора никогда не слышала. А почему ты о нем спрашиваешь?

— Вики, ты должна была про него слышать, это очень известный скульптор, его памятник Куку стоит как раз в Фицрой-парке, возле дома Кука.

— Бабушка, я прекрасно знаю Фицрой-парк, но там никакого памятника Куку нет, он есть где-то в городе, но я даже не помню где.

— Вот как?.. Видимо, он так и не вернулся в Австралию, и больше нет австралийского скульптора Берта Крайтона, — забормотала Дели.

— Может быть, и есть, но я, по крайней мере, не слышала. Сейчас два авангардных скульптора на слуху — это Пшенкофф и Гаррисон, вот у них действительно были выставки, на которые было не попасть. Но их работы тебе бы не понравились, они все слишком современные, из железа, стекла и проволоки.

— Значит, нет австралийского скульптора Берта Крайтона, — пробормотала Дели, и интерес к ее выставке сразу же угас.

Ее бледно-синие глаза стали угасать.

Но Вики чуть-чуть потормошила Дели за плечо и воскликнула:

— Бабушка, я приехала, а ты засыпаешь, я же должна взять у тебя интервью!

Дели вышла из оцепенения и, мгновенно забыв про выставку, стала отвечать на вопросы Вики: она рассказывала долго, почти час, про то, как она училась в художественной школе, про то, как написала, можно сказать, первую стоящую картину — «Жена рыбака», которую взяла Национальная галерея; рассказала о пожаре на пароходе, как родился у нее первый мертвый ребенок — ночью на берегу, после пожара; много рассказывала о цикле «Война», которую она видела в своих снах — война в зеленых джунглях, и она никак не может дописать портрет погибшего Гордона…