Владимир Андреев - Зита и Гита

— Бог не даст мне солгать, никто не подходит, господин Гупта, — сказал Бадринатх.

— Я попробую, господин Бадринатх и госпожа Каушалья.

— Доченька, зачем же ты утруждаешься, — ласково обратилась тетка к племяннице, — ведь есть слуга, он бы и принес чай. Ей нравится, господин Гупта, все делать самой. Она все время просит дать ей то одну работу, то другую. Подойди к нам, дорогая, — осклабилась в улыбке тетка, — подойди, моя красавица. Я сама налью.

— Это похвальное стремление. Девушка должна все уметь делать по дому. Ведь она — будущая жена, а жена — это домашнее солнце, — сказал адвокат.

Зита чувствовала себя неловко из-за того, что тетка так бессовестно лжет и устроила этот спектакль затем, чтобы сбить с толку опекуна и показать себя доброй и заботливой.

Разговоры о поисках жениха сильно смущали ее. Она не знала, как себя вести. Сказать правду она не могла, да и зачем?

«Поэтому лучше молчать, а там — будь, что будет», — решила она про себя.

Гупта открыл портфель и вынул из него конверт.

— Вот, Зита, дорогая, твое ежемесячное содержание. Пересчитай, прошу тебя.

— Если вы так настаиваете. Дядя, пересчитайте, — обратилась она с мольбой в глазах к Бадринатху.

— Давай, дочка, — резко сказала тетка, и на мгновение маска любезности спала с ее лица, — я пересчитаю.

Резкой хваткой толстых и коротких пальцев она выхватила конверт из рук Зиты.

Купюры были крупными, поэтому долго считать не пришлось.

— Все верно, господин Гупта! — со вздохом молвила Каушалья и протянула деньги Гупте.

— Прекрасно, — улыбнулся Гупта.

— О, господин Гупта большой шутник, — засмеялась тетка, — ну разве может быть иначе, конечно, все верно. Вот сидит владелица, ей и отдайте.

Гупта передал деньги Зите.

Зита неуверенно взяла деньги.

— Вот и прекрасно. С вашего позволения, я пойду, у меня в конторе много дел.

— Посидите еще. Попейте чаю. Вот прекрасные сладости, господин Гупта, — сердечно попросил Бадринатх.

— Господин Гупта сказал, что у него много дел, — заметила Каушалья.

— Да, да, извините, госпожа права. До скорой встречи, господин Бадринатх, госпожа Каушалья, Зита, — учтиво кланяясь, проговорил Гупта и, взяв со стула портфель, направился к выходу.

Гаму учтиво открыл ему дверь и поклонился.

Гупта кивком головы поблагодарил слугу и вышел во двор; привратник открыл ему решетчатую дверь в саду, и Гупта, подозвав такси, укатил домой.

— Изверг! — закричала на мужа Каушалья. — Найти ей жениха! Поискать ей подходящего! Ишь чего захотел! Дурак старый!

Каушалья была в ярости. Внутри у нее все кипело. Она набросилась на бедного мужа, как пантера.

Он, болезненно заикаясь, так и не смог ничего ей ответить. Под напором Каушальи Бадринатх всегда терял присутствие духа и замолкал.

Каушалья развернулась и ударила мужа по щеке.

Очки слетели и разбились вдребезги.

На шум прибежал маленький Пепло.

— Вон отсюда! — закричала на него Каушалья. — Не путайся под ногами!

Мальчишка, сообразив, что к чему, исчез со скоростью звука.

— Изверг! Навязался на мою голову! А ты знаешь, что если она выйдет замуж, то все достанется ей. Да ты нищим уйдешь отсюда. У тебя заберут все до последней нитки. И когда ты только провалишься! — трагично, голосом средневекового актера причитала Каушалья. Она метала громы и молнии, как богиня Агни. Глаза ее сверкали. Сари, наполненное ветром гнева, как парус, несло ее по гибельным волнам эгоизма, зла и ненависти.

— И когда ты только исчезнешь с глаз моих, заика несчастный, — повторяла она, как шекспировский трагик.

— Все верно, все правильно, — бубнил Бадринатх.

Индира, бабушка Зиты, на кресле-каталке поехала на кухню к Зите.

— Зита! — окликнула она внучку.

— Что, бабушка, — очнувшись от своих мыслей, ответила ей Зита и, подойдя к ней, взяла ее за руку.

Индира, мать Рао, была седой старой женщиной. На ее благородном лице еще сохранились следы былой красоты. Несмотря на болезнь, она держалась прямо. Из-за стекол очков глядели большие серые, умные глаза, в которых отражались понимание и проницательность, любовь к чадам своим, мудрость, покорность, терпение и неистребимая вера в победу добра над злом, в утверждение на земле правды.

— Зита, дай я посмотрю на тебя. Неужели это ты, моя внучка, или я вижу настоящую принцессу. Ты — богиня Сита, дитя мое. Сокровище, ты сама не сознаешь, как ты прекрасна! Жизнь моя! Надежда моя! Жаль, твои родители не дожили до этих дней, чтобы полюбоваться тобою!

— Я уверена, я чувствую, — продолжала Индира, — явится к моей Золушке принц и увезет ее в прекрасную страну, где нет злых людей.

Глаза ее увлажнились. Она обняла внучку.

Зита положила свою белоснежную руку на ее плечо.

— Я верю, так будет, Зита! Обязательно будет, — с твердым убеждением, но мягко повторила бабушка.

— Нет, бабушка, так не бывает, — разочарованно произнесла Зита, — так бывает только в сказках.

Однако слова бабушки пришлись ей по сердцу. Ведь она и сама в глубине души лелеяла те же мечты и надежды.

И верилось ей: если сердце наполнено подобными мечтаниями, значит, есть в мире причины, рождающие эти мечтания.

— Не только в сказке, Зита. Мое сердце подсказывает, что и для тебя найдется хороший человек.

— Ты добрая, бабушка, я так люблю тебя! — воскликнула Зита в порыве благодарности и ответной искренности.

— Зита, — раздался голос тетки.

— Я пойду, бабушка, а то тетя будет сердиться.

— Иди, моя милая внученька, иди, моя принцесса, и помни, что я тебе сказала.

Зита подошла к тетке, которая запирала деньги в сейф.

— Да, тетя? Вы меня звали?

— Что «тетя», «тетя»! Нарядилась в чужое платье и чувствует себя, как принцесса!

— Украшения и серьги тоже отдай! — требовательно приказала тетка со злом и грубо сорвала с нее все украшения. — Щеголяет в них! Негодница!

— Мои украшения носит, как свои собственные. Сари тоже снимай, — угрожающе проговорила она, и тут же рванула с нее сари, — чужое носить не стесняется, весь подол запылила, негодная.

Каушалья с удовольствием издевалась над Зитой. Она пыталась растоптать то, что невозможно растоптать, — красоту, созданную Богом.

Зита в ужасе отпрянула от сумасшедшей тетки, инстинктивно прикрываясь руками.

— А где же твоя одежда, милая? — ехидно уколола ее тетка. — Надень свое сари и не появляйся мне на глаза, — ледяным тоном проговорила она.

Зита, вся в слезах, полуголая, сгорая от стыда и обиды, от несправедливости лукавой, жадной и бесчеловечной тетки, бросилась к себе.

«И некому меня защитить! Где вы, мои родимые мама и папа? Почему вы так рано меня оставили!» — в который раз повторяла про себя Зита, и слезы ручьем текли из ее больших и чистых глаз.