Марика Коббольд - Мгновения жизни

Грейс не возражала против того, чтобы немного подождать. Совсем не возражала. Ей доставляло удовольствие наблюдать, как он занимается любимым делом. Она могла бы часами просто сидеть здесь и радоваться их любви, наслаждаться его близостью, особенно если бы еще не беспокоиться о том, как сохранить и удержать это чудо. Любить оказалась так трудно. Поэтому она обрадовалась возможности отдохнуть, сидя в сторонке, и наблюдать за ним, сознавая, что, подобно мячу, который отлетел за сетку, он неизбежно вернется к ней. Его блестящие волосы мокрыми прядями падали на вспотевший лоб, красиво перевязанный белой лентой, совсем как у Бьорна Борга. И, как у Бьорна Борга, его плечи были одновременно широкими и сухощавыми, а ноги — крепкими и стройными. Его отец раскраснелся и тяжело дышал.

Мне известно о нем то, чего не знают его родители, подумала она. Вот что такое взрослая любовь.

Джефферсон угадал верно — игра закончилась очень быстро.

— Сколько фотоснимков ты сейчас сделала? — поинтересовался он, подойдя к ней и вытирая полотенцем пот с лица.

Она притянула его к себе.

— Любовь — такая странная штука, она заставляет любить то, от чего при других обстоятельствах тебя бы с души воротило. Например, пот, слюна и прочие выделения тела.

— Нет тут ничего странного. Это естественно. Просто когда мы любим, то становимся очень похожими на животных, а им такие вещи как раз очень нравятся.

По дороге к речке Грейс приметила крохотную птичку посреди дороги.

— Посмотри, какая она славная, — сгоряча воскликнула она. И только потом заметила волочащееся по земле крыло, когда пичуга попыталась спрятаться от них. Они подошли к ней совсем близко, и птичка, сделав пару неуверенных шажков, сдалась и обреченно сидела в пыли, глядя на них немигающими круглыми глазами. Перья у нее топорщились в разные стороны, как будто она только что приняла ванну, но поблизости не было ни капли воды — об этом позаботилась засуха. Джефферсон опустился на колени рядом с птичкой.

— Тебе больно, правда, маленькая? — едва слышно прошептал он. Подняв голову, он посмотрел на Грейс. — У нее сломано крыло.

Грейс растерянно уставилась на него.

— Это ужасно. Что будем делать? Отнесем ее ветеринару?

— Ветеринар ничего не сможет сделать для такой крохи.

Грейс отступила на шаг.

— Но она не способна двигаться. Мы же не можем взять и оставить ее здесь, пока ее не сцапает кошка или не переедет автомобиль.

— Да, не можем. — Джефферсон взял птицу в руки. Он низко склонился над ней, что-то шепча. Грейс автоматически потянулась за фотоаппаратом. Зрелище было неординарным — высокий юноша баюкает на руках раненую птицу. В объектив она увидела, как Джефферсон схватил птичку за шею обеими руками и резко дернул. Она опустила фотоаппарат: у нее дрожали руки и бешено колотилось сердце.

— Ты убил ее! — воскликнула она.

Джефферсон посмотрел на нее покрасневшими глазами, левой рукой прижимая к груди мертвую птицу. Он глубоко вздохнул и вытер глаза тыльной стороной ладони.

— А что ты собиралась с ней делать? Сфотографировать ее? — Он подошел к обочине и выкопал неглубокую могилку в сухой земле. Когда птичка была засыпана землей и ветками, он поднялся и взял Грейс за руку, прищурившись от яркого солнечного света. — Идем купаться.

Один шаг до помешательства — именно таким казался Грейс окружающий мир. А тут еще и погода внесла свою лепту. В течение долгих недель стояла такая сушь, что страшно было зажечь спичку, чтобы не поджечь воздух. В новостях постоянно предупреждали: следует осторожно обращаться с горючими материалами, нельзя выбрасывать сигаретные окурки из окна автомобиля, категорически запрещается разводить в лесу костер и жарить на нем шашлыки. А потом за одну ночь все изменилось, жару сменила стопроцентная влажность, и ни одного дня или ночи не проходило без проливного дождя. Тетя Кэтлин заметила, что такая влажность сводит людей с ума. Двое стариков из дома для престарелых едва не убили друг друга, насмерть сцепившись из-за своей подружки. Дети ссорились и дрались на игровых площадках. Потом женщина, с которой Кэтлин играла в бридж каждую первую среду месяца, сбежала с тренером местной бейсбольной команды, оставив своего бедного супруга ни с чем, если не считать короткой прощальной записки и холодильника, забитого порционными обедами на одного человека.

Может быть, влажность повлияла и на Джефферсона? В последнее время он придумывал всевозможные причины, чтобы не встречаться с ней, всякий раз откладывая объяснение до последней минуты. Когда Грейс была уже готова и ждала его в коридоре, почистив зубы и вымыв волосы, раздавался звонок и он сообщал о том, что свидание отменяется.

А когда они все-таки встречались, он кривился и морщился, словно она царапала железом по стеклу. Когда Грейс прижималась к нему, он казался смущенным и недовольным, но никак не влюбленным, хотя, если в такие моменты она смотрела на него, на губах у него играла добрая и понимающая улыбка. На ее вопрос, что случилось, он отвечал:

— Ничего.

— Я бы могла умереть за тебя, понимаешь? — сказала она ему как-то вечером, когда они прощались у ворот дома Синглетонов.

Он взял ее за руки, его щеки и уши порозовели.

— Не нужно так говорить.

— Почему?

Он прижал ее к себе.

— Ты отдаешь слишком много, — пробормотал он, уткнувшись лицом ей в волосы. — Это пугает.

Она высвободилась из его объятий.

— Я тебя пугаю?

Он улыбнулся и провел по ее щеке тыльной стороной своей шершавой и грубой мальчишеской руки.

— Немножко.

Они снова лежали, обнявшись, на чердаке, глядя в побеленный потолок. Грейс размышляла о том, что бы это значило, когда мужчина, который только что занимался с тобой любовью, в следующую секунду смотрит на тебя, как на пустое место.

— Не могу поверить, что через две недели мне надо уезжать, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно и беззаботно.

— Угу.

Она выпрямилась и села. Он крепко зажмурился, как человек, делающий вид, что спит.

— И это все, что ты можешь сказать? Я хочу знать, что будет с нами? — Она понимала, что не должна настаивать и требовать от него ответа, не должна возмущаться и негодовать, демонстрируя этим свою уязвимость. Она знала, что от этого будет только хуже. Но разве подобное знание останавливало кого-нибудь?

Он открыл глаза.

— Послушай, Грейс, не стоит так переживать. — Он застегнул джинсы, сел и принялся натягивать футболку. — Я хочу сказать, мы оба знали с самого начала, что не сможем всегда быть рядом.

— Я не знала этого, — выкрикнула Грейс. Сердце ее с такой силой колотилось о ребра, что она боялась, как бы оно не выскочило из груди и не соскользнуло по солнечному лучу на пыльный пол. Она несколько раз сделала глубокий вздох-выдох, пытаясь успокоиться. — То есть я хочу сказать, что старалась не думать об этом. — Он уставился на нее своими ярко-синими глазами, вопросительно подняв брови. — Я буду скучать по тебе, вот и все, — произнесла она напряженным голосом.