Марика Коббольд - Мгновения жизни

— Мужчины не должны быть чересчур худыми. В противном случае это лишний повод их не любить.

— Тебе не кажется, что подобные мужененавистнические суждения несколько устарели?

— Помяни мои слова, — заявила Анжелика, — любовь приходит и уходит, а мужененавистничество всегда останется в моде.

Грейс посмотрела на нее.

— Когда речь идет о работе, ты — образец для подражания, настоящий профессионал, который привык работать не покладая рук. Но в своей частной жизни ты руководствуешься логикой шизофреника.

В разговорах по телефону, в письмах по электронной и обычной почте Грейс донимала Джефферсона вопросами, все ли с ним в порядке. Не следует ли ему показаться врачу? Не набрал ли он вес? Когда он позвонил, чтобы отменить свой визит в Лондон, первое, о чем она спросила, не болен ли он. Ей пришлось отставить трубку от уха, в которую она вцепилась вспотевшими руками, потому что на другом конце провода он стал орать, что ее беспокойство по пустякам способно и здорового человека довести до больницы. Что случилось? Некоторые вещи были незыблемыми как данность: он никогда не повышал на нее голоса, она никогда не умоляла его остаться и не плакала в его присутствии.

После этого разговора она научилась держать свое беспокойство при себе, чувствуя, что отдалилась от него так далеко, как никогда раньше с момента их первой встречи шесть лет назад.

Миссис Шилд не могла взять в толк, зачем Грейс понадобилось уезжать второе лето подряд.

— Чем тебя не устраивает твоя собственная страна? Кроме того, могут приехать Финн с мальчиками. И тогда ты с ними не встретишься.

— Финн может приехать когда угодно, но почему-то никогда не приезжает. Как бы то ни было, я люблю Штаты. Я там родилась. Приятно поддерживать связь с родиной, со своими корнями.

— Корнями, как же, — проворчала миссис Шилд. — Ты что-то скрываешь.

— Свои корни.

— Не говори глупости, Грейс. В чем дело?

— Если бы я что-то скрывала , то рассказать тебе об этом — значило бы поставить в известность весь мир.

— Очень хорошо, Грейс. Поступай, как знаешь.

— Ох, Эви, как раз это я и стараюсь делать. — Выражение ее лица смягчилось. — Я обещаю писать и звонить как можно чаще.

Она прожила в коттедже на мысе Кейп уже две недели, но до сих пор не видела его.

— Так когда же приедет ваш муж? — в очередной раз поинтересовалась Мелисса, когда они пили кофе на заднем дворе Уолкеров, а под ногами у них вертелись их пышущие здоровьем малолетние отпрыски.

— Скоро, — ответила Грейс и подумала, что теперь понимает, как чувствовал себя Джефферсон, когда она надоедала ему своими вопросами.

По вечерам она часами бродила одна по пляжу, там, где они когда-то гуляли вдвоем. Она никогда не исключала возможности того, что их роман может закончиться, но до сих пор у нее не возникало и тени сомнения в том, что их любовь тем не менее будет длиться вечно.

Грейс как раз вернулась после одной из таких прогулок, когда перед домом остановился автомобиль-универсал. Сначала она решила, что это какой-то турист, которому понадобилось место для парковки, но, когда загремела передняя дверь (ею никто и никогда не пользовался), она встала и пошла посмотреть, кто бы это мог быть. К тому моменту незваный гость обошел дом, и Грейс услышала, как по деревянному полу зацокали каблуки.

— Я знаю, что ты здесь. Выходи и посмотри мне в лицо, ты, шлюха. — Голос был женский.

— Какого черта? — Грейс поспешила в сторону кухни.

— Это Черри Макгроу. Скольких людей ты знаешь, которые могут назвать тебя шлюхой?

— Черри. — Грейс столкнулась с ней в маленьком коридорчике. Сердце бешено колотилось, но голос звучал ровно. — Оказывается, это всего лишь ты. — Она решила, что Черри имеет право называть ее шлюхой, поскольку, очевидно, узнала о ее романе с Джефферсоном.

Они уставились друг на друга. Грейс не узнала бы ее, если бы встретила на улице. Когда они виделись последний раз, Черри была загорелой изящной маленькой штучкой — сплошные мягкие изгибы и пышущее здоровьем, живое лицо. Та Черри, которая злобно взирала сейчас на Грейс с противоположного конца кухни, загорела до черноты, ее тело, когда-то пикантно пухлое, стало рыхлым, а нежные черты расплылись, подобно акварели, которую изрядно разбавили водой. Но Грейс одернула себя, решив, что смотрит на соперницу глазами, затуманенными ревностью.

Она отшатнулась, когда Черри рассмеялась грубым смехом, запрокинув голову и уперев руки в бока, — тем самым смехом, которым прославилась Джоанна Кроуфорд во многих своих фильмах.

— Я никогда не могла понять, что он в тебе нашел тогда, а с тех пор ты не стала симпатичнее… Боже, ну и вид у тебя. — Черри снова откинула голову и захохотала.

— То же самое я могу сказать о тебе, — парировала Грейс, но при этом автоматически поправила рукой волосы. Они действительно были у нее в беспорядке, собранные на затылке и заколотые старой облезлой булавкой.

— Какая убогая дыра. — Черри с преувеличенным вниманием огляделась по сторонам. — Так вот, значит, как выглядит его маленькое любовное гнездышко. Свинарник, если быть точным.

— Я никого не ждала. Если бы я знала, что ты явишься в гости, то зажгла бы дюжину ароматических свечей, а у камина постелила бы медвежью шкуру. — «Зря я это сказала», — подумала Грейс. В конце концов, именно Черри была пострадавшей стороной и, соответственно, имела право на грубые замечания. Она обратила внимание на ухоженные ногти Черри безупречной овальной формы, выкрашенные в благородный розовый цвет. Грейс судорожно спрятала за спину свои руки, красные, в пятнах от проявителя. — Итак, что я могу для тебя сделать?

Последовал еще один смешок в духе Джоанны Кроуфорд. Так ей и надо, нечего задавать дурацкие вопросы.

— Так, давай посмотрим. — Черри маршировала взад и вперед между столом и задней дверью. — О да, для начала было бы неплохо, если бы ты не трахалась с моим мужем… обрати внимание, я говорю в прошедшем времени. Словом, можешь забирать его себе со всеми потрохами.

Грейс в изумлении уставилась на нее.

— Что ты имеешь в виду под словами «забрать его себе» ? — Черри явно затеяла какую-то игру, это было очевидно. Грейс вдруг почувствовала, как кровь отлила от ее лица, и смертельный холод медленно пополз вниз, ото лба к губам, задержавшись в горле, скользнув по груди в желудок и свернувшись там тугим комком. — Прошу прощения. — Она опустилась на низенькую скамеечку у стены. Черри улыбалась ей с таким видом, словно собиралась осуществить ее самое глупое желание. Царь Мидас увидел такую улыбку за мгновение до того, как все вокруг него начало превращаться в холодное мертвое золото.

— Я имею в виду именно то, что сказала. — Черри успокоилась, кулаки ее разжались, и во всей фигуре ощущалась некая расслабленность. Когда она заговорила снова, голос ее звучал нормально, ровно, почти светски. — Ты можешь забрать его. Этот придурок умирает. — Черри оставила его в машине, подобно объемистой и обременительной посылке. — Все в порядке, дорогой, — промурлыкала она, помахав рукой фигуре, бессильно обмякшей на сиденье пассажира. — Ты можешь выйти, она согласилась забрать тебя.