Диана Эпплярд - Я больше не люблю тебя

Сначала его приняли в «Мерри», чтобы оживить дела в Новом Свете. Директора понимали — без новой крови в напряженной рыночной ситуации им не выстоять. Теперь основную часть торговли контролировали универсамы, и фирме приходилось иметь с ними дел куда больше, чем с сетью небольших магазинов или индивидуальными семейными винными магазинчиками. В тот момент им нужен был неординарный представитель, и Марк с его сильным австралийским акцентом и серьгой в ухе вполне подходил для этого. Серьга давно исчезла. Когда ему исполнилось тридцать, Тэсс убедила, что теперь это уже несколько смешно. Акцент тоже сгладился, от него остались едва различимые интонации. Теперь многие принимали Марка за американца. Он больше не выделялся так, как это было, когда они с Тэсс только познакомились, стал менее колючим, революционные идеи заглушил зов успеха, больших заработков, необходимость обеспечивать семью.

В фирме Марк работал уже десять лет, а последний год — в качестве директора, и почти удвоил объем продаж. Этот успех его удовлетворял, но одновременно и раздражал. Если он так хорошо зарабатывал для компании, может, пришло время стать самостоятельным консультантом по винам? В прошлое Рождество ему вручили акции фирмы и бонус-пакет, и все это с таким видом, будто принимали в тайный мужской клуб. Хотя сумма была небольшая, и семья в ней отчаянно нуждалась, ему не принесло это большой радости. Совет директоров назначал себе все большие и большие оклады в ущерб остальным сотрудникам компании, которые работали не меньше, а то и больше их. Марку казалось, что его купили. Но самостоятельное предприятие — дело дорогое и рискованное. Пока Джейк и Олли учились в негосударственной школе, — хотя Олли, слава богу, со стипендией, — не говоря уже о закладной, он не мог позволить себе такой прыжок в пропасть.

Тэсс тоже приносила в дом деньги, но на них едва ли можно было жить. Необходимость поддерживать всё на должном уровне иногда казалась Марку гигантским грузом, давившим на плечи. Ему часто хотелось все бросить и уехать с семьей домой, в Австралию. Тэсс, думал он, не представляет, как велика его ответственность и сколько всего ему приходилось терпеть. Иногда так хотелось встать из-за письменного стола красного дерева, выйти из обитого дубовыми панелями кабинета, спуститься вниз по каменной лестнице, пройти мимо швейцара в ливрее и бежать, пока он не вырвется из города, не ступит ногами на песок и не услышит шум моря. Больше не надо будет соблюдать вежливость, быть дипломатичным и прикусывать язык, когда новый управляющий директор, этот ленивый ублюдок Руперт, сын прежнего председателя совета директоров, присваивает его достижения. Когда-нибудь он разберется с ним. А пока он давил растущее раздражение, выпивал очередную чашку кофе и брался за телефон.

Марк перестал махать метлой. Ну вот, опять: давление поднимается, пульс увеличивается, и он чувствует, как ему не хватает воздуха, а голова идет кругом. Он остановился и выпрямил спину. Напряжение, ушедшее, когда он валялся на берегу, искал с Хэтти крабов и учил мальчиков хитростям серфинга, возвращалось. В шее возникла боль и начала медленно подниматься. Похоже, опять мигрень. Нет, ему надо заняться спортом, сквошем, например. Один молодой парень на работе как раз годился в партнеры. Сорок лет — как раз возраст сердечных приступов.

Потирая поясницу, Марк подумал о Тэсс и улыбнулся. Боже, как же он по ней скучал. Она сейчас, должно быть, кормит дочь, или они вместе принимают ванну. Он завидовал отношениям Тэсс с Хэтти, да и со всеми детьми тоже. Они были такими открытыми, близкими. У него это не получалось, даже с Хэтти. Сыновья сторонились, если он пытался их обнять. Когда Хэтти была совсем маленькая, он принимал ванну вместе с ней, но теперь это было невозможно. А вот Тэсс и Хэтти часто вместе купались, и дочь маленькой рыбкой плавала над ее животом. Кожа к коже, невинная близость семьи. Кожа к коже для него означало занятие любовью с Тэсс, а с этим теперь тоже были проблемы.

Иногда он был физически так одинок, будто скала в море любви, к которой никто не может прикоснуться. Чтобы избавиться от этого чувства, ему требовались не просто слова, а занятие любовью.

Слишком уж часто он ощущал, что Тэсс делала это из вежливости, будто у нее были дела поважнее, но она соглашалась уделить ему минут десять, если он поторопится и не станет делать ничего неожиданного. Страсть стала лишь воспоминанием, хотя Марка не переставало тянуть к жене, и он никогда не хотел никого другого. Часто ему казалось, что мешает ее упорядоченной жизни, будто ненужный домашний прибор, оставленный в коридоре, который никак не уберут на место. Тэсс и дети — это единое целое, а он вроде как и совсем ни при чем. Ему же хотелось быть желанным, и спокойная практичность жены, отсутствие у нее всяческих намеков на страсть, вызывали раздражение. Когда они последний раз занимались любовью не в постели и не ночью? Однако он не замечал, что раздражительность и стресс, которые он приносил домой с работы, убивали в Тэсс желание. У нее было столь ко дел, что взрослый человек с проблемами был ей ни к чему, и отправлялся в конец списка.

Чего им не хватало, подумал Марк, так это побольше времени быть наедине. Но как это сделать с тремя детьми в слишком маленьком доме? И каникулы вдвоем им тоже не по карману.

Дом без Тэсс казался каким-то не таким, холодным и пустым. Она олицетворяла его собой. Больше всего на свете он ненавидел возвращаться домой, когда Тэсс там не было.

— А хлеб у нас есть? — Олли спустился в кухню.

— Посмотри в хлебнице, — сказал Марк.

— Нету, — отозвался Олли. — А что это за черные штучки?

Марк прислонил метлу к плите.

— Что? О господи, — простонал он, глядя через плечо Олли. — Не трогай, это мышиные какашки.

— Фу, — Олли сунул руку под кран.

Найджел сидел посреди деревянного стола, помахивая хвостом.

— От тебя, — Марк ткнул в него ручкой метлы, — абсолютно никакой пользы. Мы тратим сотни фунтов каждый год, чтобы набить кошачьим кормом твое толстое брюхо, а ты не можешь избавить нас от мышей. Что ты делал, пока нас не было? Устроил кошачью вечеринку? Смотрел видео? Гулял с дружками? Пил мое вино?

Найджел равнодушно посмотрел на него, зевнул и принялся вылизывать заднюю лапу.

— Я тебя продам и куплю приличную мышеловку, которая не ест и не гадит за тахтой.

Мальчики переглянулись, ухмыляясь. Ну да, как же. Кот был под маминой защитой. Никто его не будет продавать.

Марку очень не хватало Тэсс. Ему совершенно не хотелось мыть хлебницу. Он пять часов вел машину по забитому шоссе, и от пяти часов танцевальной музыки болела голова. Он хотел есть, и ему срочно надо было выпить. А завтра на работу.