Джил МакНейл - Мой единственный

Пицца прошла с успехом, и мальчики идут наверх в комнату Чарли поиграть в «Лего». Оттуда постоянно раздается приглушенный грохот, беспорядок в его комнате трудно себе представить, но я стараюсь не думать об этом. Фёби и Рози смотрят по видео «Маленькие женщины», они в восторге. Нам всем нравится, кроме Роджера, который фыркает при каждом сентиментальном эпизоде и говорит, что фильм правильнее назвать «Скучные женщины», и когда вообще начнут стрелять?

Фильм заканчивается, все собираются уходить. Вильям устраивает истерику, цепляется за диван и, всхлипывая, заявляет, что не хочет идти домой. Наконец мне удается его подкупить тем, что разрешаю взять с собой ковбойскую шляпу и лук со стрелами, с которыми Чарли неохотно соглашается расстаться, но только если тот будет бережно с ними обращаться. Вильям торжественно клянется, что будет, они пакуются в машину, и Вильям машет шляпой из окна, пока они едут по переулку. Теперь Джеймс разражается слезами: он тоже не хочет идти домой и тоже хочет поносить ковбойскую шляпу. Фёби говорит, что он глупый мальчишка, и Джеймс пинает ее. Кейт тащит их за руки и за ноги в машину, а Чарли прыгает вверх-вниз, повторяя, что Фёби — самая ужасная девчонка на свете и заслуживает того, чтобы ее пинали. Я говорю ему, чтобы он заткнулся, на что он отвечает, что я очень грубая. Могу стать еще более грубой, но решаю вместо этого проигнорировать все его протесты, надеть на него пижаму и запихать его в постель, прежде чем он предпримет какие-либо отвлекающие маневры.

— Мама.

— Да?

— А завтра пойдем в поход?

— Нет.

— А пиццу сделаем?

— Нет.

— Я ненавижу тебя, мама.

— Спокойной ночи, Чарли.

Он засыпает, как только его голова касается подушки. Я на цыпочках выхожу из комнаты, потому что весь пол усыпан детальками «Лего». Они есть даже в раковине ванной комнаты. Может быть, завтра, пока он не видит, я выброшу их. С этой счастливой мыслью я сваливаюсь в кровать, и мне снится запутанный сон о том, что мы идем в организованный поход через кашу, а Барни кричит, чтобы мы поторапливались, потому что уходит свет. Надеюсь только, что это не будет дурным предзнаменованием завтрашних съемок.

По всей видимости, местный полицейский приходил сегодня в школу и проводил беседу о наркотиках. Чарли, до сих пор под большим впечатлением, сидит в ванне и читает мне лекцию.

— Мама, я решил сказать «нет наркотикам», и ты тоже должна.

— Ну конечно, Чарли, я тоже.

На самом деле сейчас я бы не отказалась от хорошей порции джина с тоником.

— Отлично, и, если кто-нибудь предложит тебе какао, ты тоже должна отказаться.

— Почему же? Что плохого в какао?

О господи, мне теперь уже и какао не попить без лекции о вреде наркотиков.

— Ты знаешь, мама, какао — это такой наркотик. Полицейский сказал, что он даже может быть сладким и привлекательным. Это же ужасно просто. Так что ничего не пей, если не знаешь, что это такое.

— Ты, видимо, имеешь в виду кокаин?

— Откуда ты знаешь, тебе кто-нибудь предлагал?

Чарли сузил глаза и пристально смотрит на меня, пытаясь разглядеть признаки употребления наркотиков.

— Нет, конечно, просто я видела в новостях, и он точно называется кокаин.

— Ну вот. Если кто-нибудь будет предлагать тебе, ты должна отказаться, а потом сказать об этом кому-нибудь из взрослых, например мисс Пайк. Кому ты скажешь, мама, ведь мисс Пайк не будет рядом, если ты на работе?

Не будет, слава тебе господи! Я сразу представляю, как она заставляет всех сидеть прямо, а Барни посылает ее к черту.

— Чарли, я сама взрослая, поэтому мне не нужно кому-нибудь говорить.

Чарли скептически воспринимает мое определение себя как самостоятельного взрослого человека, и, чтобы не вдаваться в подробности, я решаю сменить тему.

— Очень хорошо, Чарли, что ты слушал внимательно и теперь все знаешь о наркотиках. Офицер говорил что-нибудь еще?

— Да много всего. Он много говорил об опасности незнакомцев. Если ты видишь незнакомого человека, можно сделать ему, что захочешь, а потом убежать. Можно даже укусить.

Он замолкает, чтобы я осознала всю прелесть сказанного. Очевидно, что он очень увлечен возможностью укусить первого встречного. Нужно что-то сделать, чтобы избежать осуществления этого действия в ближайшем будущем.

— Кусаться нельзя, Чарли. Только если тебе угрожает реальная опасность, а не тогда, когда человек просто незнакомый. Лучше кричать, пинать и убегать подальше, чем стараться укусить. И вообще, опасные незнакомцы встречаются очень редко, так что не думай об этом.

Я надеюсь, что правильно его настраиваю; я ненавижу такие разговоры, потому что они заставляют меня живо представлять ту кошмарную сцену, когда Чарли похищают какие-то сумасшедшие, и все по моей вине, потому что это я сказала ему, что кусаться нельзя. Тем временем Чарли преспокойненько сидит в ванне и поет неприличные песни собственного сочинения. Мы моем ему голову, и он заявляет, что я стараюсь утопить его. Нужно записываться к парикмахеру: его волосы отросли так, что закрывают глаза.

Однажды я пыталась подстричь его сама, но масса хохолков повылезала неизвестно откуда, и к концу стрижки он выглядел, как пострадавший от сильного электрического тока.

Наконец мне удается уложить его в постель, и я уже поправляю одеяло, как он неожиданно садится и, судя по выражению его лица, собирается сообщить мне очень важные новости.

— Мама, ты знаешь булочки с сосиской?

— Да.

— Ты знаешь, Джеймс приносил их в школу на обед и дал мне откусить, это было очень вкусно, но мне досталось очень мало сосиски. Мы сможем завтра ими позавтракать?

— Завтра не сможем, дорогой, я не успею сходить в магазин.

— Мы можем заехать в магазин перед школой.

У меня сильное подозрение, что на самом деле это ловкий маневр применить на деле новую тактику одобренного полицией кусания незнакомцев.

— Нет, завтра не сможем: мне нужно ехать на работу, ты будешь сидеть с Эдной, но я постараюсь купить их, пока ты будешь в школе.

— Ну ладно, только купи большие, а не маленькие, они невкусные. Ты знаешь, я что-то проголодался, мама. Можно мне перекусить?

— Нет, уже пора спать. Заканчивай разговоры, успокаивайся и засыпай. Спокойной ночи, милый. — Я быстро, спиной вперед, выхожу из комнаты, прежде чем он успевает сказать что-нибудь еще.

Через полчаса поднимаюсь к нему в надежде увидеть спящего ребенка. Вместо этого, открыв дверь, слышу сердитый крик: «Уходи, мама, я качаюсь!»

Не знаю, как сказать. Я всегда думала, что поигрывать своим членом вполне прилично наедине с собой, лишь бы не в универсаме, какой бы длинной очередь ни была. Как-то неловко, что я прервала его. Легко представить сеансы семейной терапии в недалеком будущем, когда меня обвинят в сдерживании его психосексуального развития. Решаю, что лучше всего обойтись вообще без комментариев.