Марина Преображенская - Отражение звезды

Он тихонько окликнул ее. Леночка вздрогнула, услышав вкрадчивый мужской голос, оглянулась, и восторг в ее глазах, который мог быть вызван только помутившимся рассудком, поразил водителя. Но в следующую же секунду он увидел, как переменился ее взгляд. Холодным, очень спокойным голосом Леночка попросила:

— Вызовите, пожалуйста, милицию.

— Да-да… Я и сам хотел, но оставить тебя… детка… А «Скорую»? — Наверное, он предполагал, что «Скорая» может понадобиться Леночке, но она сказала, холодно усмехнувшись:

— «Скорая» здесь ни к чему.

— Действительно… — согласился он.

Леночка снова усмехнулась и, кивнув в сторону облезлого таксофона, устало произнесла:

— Я подожду. — Смятение было написано на ее лице, и когда таксист, смешно припадая на одну ногу, побежал к телефонной будке, она растерянно произнесла: — Странно все-таки… Почему она загорелась?

Допрос длился недолго. Торопливо записав показания Леночки и водителя, прибывший на место гаишник сказал, что они могут быть свободны. Леночка, топчась на месте, не желала покидать место аварии. Таксист тянул ее за рукав, проклиная ту минуту, когда она открыла дверцу его автомобиля. Он уже понял, что Леночка преследовала совсем не мужа, и все никак не мог взять в толк, зачем ей нужны были эти неприятности!

— Черт бы меня побрал! — возмущался он. — Ты посмотри на часы. Моя смена давно закончилась, а я ни шиша не заработал!

— Я вас прошу, еще минутку… Я заплачу вам, вы только подождите. За кого примут меня в таком виде? И в метро меня не пустят! — умоляла она, вытягивая шею и стараясь заглянуть через плечо милиционера. Санитары вытаскивали обгорелый скрюченный труп. Леночке показалось, что на Ефиме, сидевшем за рулем, была куртка совсем другого цвета, чем те островки ткани, которые сохранились на спине у погибшего.

— Так поехали!

— Не могу, поймите! — К сожалению, по лицу, превратившемуся в черную маску, и голому черепу опознать труп было практически невозможно и, сморщив нос, Леночка выискивала в обезображенном человеке хоть какие-нибудь приметы, по которым она могла бы точно определить, что это Никитин и никто иной.

— Я должна узнать, кто он. Должна! — Леночка повернулась к таксисту, и тот, глубоко вздохнув, сел на водительское место, захлопнул дверцу и стал терпеливо дожидаться, когда Леночка завершит наконец собственное дознание. Больше всего ему не хотелось оказаться сейчас в отделении милиции, где бы более дотошно и скрупулезно уточняли происшедшее. Он боялся, что сейчас понаедут оперы и волокиты будет месяца на два, а то и больше. Но, кроме местной милиции и санитара из соседнего больничного морга, ни одной живой души к месту аварии не прибыло.

Леночку не подпускали близко к джипу. Таксист увидел, как его пассажирке показали права, сохранившиеся в органайзере из толстой финской кожи, который был то ли черного цвета изначально, то ли почернел от копоти. Девушка кивнула головой, давая понять, что знает этого человека, потом перевела взгляд на труп, который санитары тащили в машину, еще раз взглянула на пластиковый прямоугольничек и замотала головой. Все, таксисту эта бессмысленная тягомотина надоела, ну просто поперек горла встала. Он опустил стекло, рывками вращая стеклоподъемник, и, наполовину высунувшись из окошка, чувствуя, как тяжелеет голова и закладывает нос, категорично заявил:

— Все, детка, я еду! А ты, если тебе больше делать нечего, можешь торчать здесь хоть до утра!

Леночка сидела в горячей ванне с книжкой в руках и пыталась отвлечься от своих мыслей. Но перед глазами снова и снова вставала картина пылающей машины в безлюдном темном сквере: колеса вращались, мутный блеск диска гипнотизировал, шум ливня и удаляющиеся раскаты грозы обволакивали своей ритмичностью и монотонностью…

Леночка закрыла краны и опустилась в воду по горло, держа руку с книжкой на верхнем крае чугунной ванны. Но чем больше она думала, тем больше мучили ее неразрешимые вопросы. Правда, ей пообещали, что с ходом следствия она будет ознакомлена, ее вызовут в милицию — дать показания, пригласят в морг на опознание. Смешно! На опознание чего? Того, что она не сумеет опознать? Но ведь есть множество разных экспертиз, о которых она — не специалист — и то знает. Например дактилоскопическая, если сохранились подушечки пальцев, или метод сравнения формы черепа с имеющейся фотографией, или по крови, по зубам… Но поскольку она имеет к этому самое что ни на есть отдаленное отношение, то ей ничего не остается, как довериться им и не разводить вокруг места аварии мышиную возню, могущую лишь навредить.

Гнетущий кошмар медленно рассеивался. Леночкино продрогшее тело расслабилось, вбирая в себя тепло душистой воды.

Ужасно захотелось спать. Леночка лишь на мгновение прикрыла налившиеся свинцом веки и тут же провалилась в темную бездну дурмана.

Раздался скрип открываемой двери. Она напряглась, почувствовав холод, проникший в ванную. Волна холода пробежала по ее телу, кожа покрылась пупырышками. Стараясь не шуметь, она медленно поднялась и переступила из ванны на коврик. Леночка, не поворачиваясь, протянула руку и сняла с сушилки большое махровое полотенце. Она вся дрожала. И от страха, и от холода, и от того, что понимала — на сей раз ей не удастся спасти себя ни криком, ни силой, потому что силы покинули ее несколько часов назад. Полотенце неприятно придавило ей плечи. Ноги у Леночки подкосились, и она рухнула на дверь ванной.

Дверь распахнулась. Леночка увидела прихожую в каком-то необъяснимо странном свечении. Увидела свое отражение в зеркале на стене, чью-то мелькнувшую тень. И скорее почувствовала, чем услышала чью-то мягкую поступь. Ее охватил ужас. Она оглянулась, свет в ванной погас, и Леночка оказалась в слепящей темноте. Свет из прихожей острым лучом проник в ее зрачки. Она пронзительно закричала, но тут же ощутила противную скользкую плоть на своих губах. Ей казалось, что прикрыли не рукой, а стопудовой потной грудью. Она забилась, отчаянно сопротивляясь немыслимой тяжести.

Ванна дышала клубящимся паром. Неужели она не закрыла горячую воду? Нет, она могла поклясться, что помнит, как закручивала вентиль. Значит, воду снова открыли. Кипяток! Ее хотят окунуть в кипяток! И если она не утонет, не захлебнется, то непременно сварится в нем. Что страшнее — сгореть, как в аду, на берегу пруда или вздуться белесыми пузырями в собственной ванне?

Сердце остановилось, ледяное кольцо тугим корсетом обвилось вокруг груди и стесняло дыхание Словно со стороны Леночка услышала тяжелые хрипы, вырывающиеся из ее горла. Увидела, как взлетел над ее лицом кухонный нож, и, уже не ориентируясь в пространстве, забыв о паническом ужасе, она вдруг мгновенно освободилась от тяжести чужого тела и метнулась куда-то в сторону. В ушах зазвенело от чудовищного удара о стену. Она снова рванулась, уворачиваясь от летящего в нее ножа, и снова ударилась. Получалось так, что, куда бы она ни отводила голову, там была стена: невидимое, ужасное препятствие, как будто она уже в гробу. И в последний раз нож нацелился ей в грудь. Черная маска, похожая на бульдожью обгоревшую морду, скривив жуткую гримасу, мелькнула на секунду, вынырнув из кромешной темноты, и снова исчезла. Один-единственный раз Леночка увидела ее, и, вжатая в леденящую глыбу стены, не имея возможности сделать движения в сторону, она в ярости, как японский самурай желая поскорее прекратить весь этот кошмар, бросилась грудью на смертоносное лезвие.