Робин Хейзелвуд - Студентка с обложки

Значит, к кассе иду только я. Продавщица сияет.

— Итак, мисс Вудс, сумма составляет две тысячи сто пятьдесят долларов. Как будете платить?

Э-э, натурой возьмете? Господи, в жизни не тратила столько денег на шмотки! Порывшись дрожащей рукой в рюкзаке, нервно отдаю продавщице новую кредитку, которую мне только что открыли родители. На покупку учебников.

— Деньги не снимаются, — говорит продавщица минуту спустя.

У меня вспотели ладони.

— Н-но она совсем новая!

Пауза.

— Это ваша первая карточка?

Я киваю.

Продавщица улыбается.

— Скорее всего, у вас стоит ограничение на кредит свыше тысячи долларов, — ласково объясняет она, словно четырехлетней девочке. — Мы снимем с карточки тысячу, а остальное можете заплатить наличными.

— У меня столько с собой нет, — признаюсь я. Срочно, срочно завести еще одну кредитку! — Я не буду брать мини, — вздыхаю я. И брюки. И свитер.

Лейла надувает губы.

— Но эта юбочка тебе так идет!

— И она золотая — а золотое со всем сочетается, — добавляет продавщица.

Лейла кивает.

— Золото — это классика!

— Как серьги-кольца, — бормочу я.

— Вот именно! — хором подхватывают они.

Я щупаю мягкую блестящую ткань.

Лейла достает свою кредитку.

— Давай я заплачу!

— Я так не могу! — ахаю я.

— Можешь.

— Я тебе верну…

— Конечно, — улыбается Лейла и дает карточку продавщице. — Ты же попала к Марку Голду. Ты разбогатеешь!

И действительно, на следующий день у меня появляется заказ. «Денежная работенка», по выражению Джереда. Съемки для немецкого каталога. Больше ничего экзотического: клиент просит, чтобы все задние планы пищали: «Голливу-у-уд», так что наш микроавтобус объездил все местные достопримечательности: Китайский театр Манна, Родео-драйв, Сансет-бульвар (узнаваемый, только если сфотографироваться под уличным указателем, что я и делаю). Зато весело, да еще и платят тысячу двести наличными.

Когда солнце готовится нырнуть в океан, тяжелое и такое красное, что цвета меняются как хамелеоны, съемки прекращаются. Я сажусь в такси и еду обратно в агентство.

Марк у себя в офисе. На столе открытый пакетик чипсов.

— Не смывай косметику, — говорит он. — Идем на вечеринку.

— Ладно.

Едва я опускаюсь в кресло, как в кабинет заглядывает Танда, одна из самых «прибыльных» моделей «НАУ!», смуглокожая девушка с волосами цвета ириски.

— Эй, ты готов?

— Секунду!

— Ладно.

Дверь закрывается.

Марк кладет в рот чипс. Хр-рум.

— В чем дело? — спрашивает он с набитым ртом. — Устала?

— Да, устала… и немного проголодалась.

Хр-рум. Марк хмурится.

— Проголодалась? Ты уверена? Как я понимаю, голодание дает много сил, если только… — Он хмурится еще сильнее. — Ты ведь не ела ничего запрещенного?

— Нет, только пила воду и жевала зелень. Знаешь… — Я заставляю себя сесть прямо, чтобы посмотреть ему в глаза. — Наверное, дело именно в этом. Мне надо поесть тунца. Может, по дороге заедем куда-нибудь?

Хр-рум.

— По дороге на вечеринку?

Я киваю, сглатывая. Не хотела опускаться до такого, думала, что я выше столь низменной потребности, как еда. Но сегодня меня обуяла первобытная жажда жизни, и я задрала лапы, как уродливый шарпей, которые часто сидят на пассажирских местах здешних автомобилей.

— Мы могли бы… — Марк приподымает брови и говорит медленно и четко, как будто обращается… к собаке: — Мы могли бы купить тебе тунца.

Душа поет…

— Только вот… — Хр-рум. Хр-рум. — Престон хочет, чтобы ты разделась.

Я подаюсь вперед.

— Что еще за Престон?

Марк трясет пакетик, выбирая чипс покрупнее.

— Редактор «Вог» по отбору моделей. — Хр-рум. — Влиятельная дама.

— И она будет смотреть на меня голую?

— Ну, может, трусы разрешит оставить.

Хоть что-то…

Я нервно смотрю на свою фигуру. Редактор «Вог» будет обследовать каждый дюйм моей кожи. Оказывается, самое страшное только начинается!

— Когда собеседование?

— На следующей неделе. В Нью-Йорке. Говорю же, я сделаю тебя знаменитой. — Пакет из-под чипсов опустел. Марк сворачивает его и бросает в корзину: гол! — При условии, что ты не прекратишь голодание. Кстати, где мои комиссионные?

— Да-да. — Игнорируя бурчание в животе, достаю из кошелька только что заработанные деньги и отсчитываю двести сорок долларов.

Марк запихивает их в карман пиджака.

— Спасибо.

— А это для Лейлы.

Я отсчитываю еще стопку.

Она тоже попадает в карман пиджака.

— Передам.

Я смущенно рассматриваю свои ногти.

— Марк, так это значит, что ты мой агент?

— Конечно, детка!

Слава богу!

— А разве я не должна что-то подписать?

— Да… Ну… М-м, Эмили…

Тук-тук! Это опять Танда.

— Минуточку! — кричит Марк и смотрит на меня. — Тебе надо переодеться.

Переодеться? Я смотрю на свои новенькие кремовые кожаные брюки и свитер в тон.

— Почему?

— Это недостаточно сексуально.

— Но все остальное в гостинице!

— Я так и подумал. — Марк вытаскивает из ящика пакет, где оказывается… полотенце. — Поэтому я купил тебе подарок.

— Спасибо, — говорю я. Когда я беру «полотенце» в руки, то понимаю, что это одежда весом унций восемь. — Но мне это вряд ли по размеру. — Стараюсь, чтобы мой голос звучал расстроенно.

— Должно подойти. У продавщицы была фигура почти как у тебя. Если будет велико, заколем булавками и потом подошьем.

Я не носила махровую ткань с тех пор, как ходила под стол пешком. Подшивать полотенца? Что за бред!

Марк указывает на ванную.

— Живенько!

Это комбинезон с глубоким V-образным декольте. Благодаря чудесному изобретению под названием спандекс я в него влезаю, но не так, как задумано природой, а как захотел голливудский дизайнер. Потому что для белья места не остается. Никакого.

Я выхожу из ванной.

— Идеально! — кричит Марк.

Идеально для чего? В голове звучит голос Айяны: «Будь стервой».

— Я не выйду в таком на люди! — отрезаю я.

— Ну, Эмили… — Марк подходит и обнимает меня за талию. Вблизи его медные глаза еще красивее, красновато-коричневые, с золотыми кольцами. Как у льва. — Ты помнишь свою цель?

— Да, но…

— Никаких «но», Эмили. Здесь, в Голливуде, нет никаких «но».

Это я уже поняла.

— Если хочешь взобраться наверх, — он сильнее стискивает руки и ставит свой вкрадчивый голос на автопилот, — и стать как Лейла, ты должна мне довериться и пойти на вечеринку Чипа Блитца в этом.

Стоп!

— Это вечеринка Чипа Блитца?!

— Ну да.

— Того самого Чипа Блитца? Одного из самых знаменитых модных фотографов Америки?

— Я бы сказал, мира. И я знаю, что Чип предпочел бы называться «портретным фотографом» или «фотографом знаменитостей», а не «модным», но — да, речь именно о нем. — Марк почесывает подбородок. — Ты разве не знала? Я думал, что сказал тебе… Ему я о тебе точно говорил.