Тамара Перова - Желтый бриллиант

— Мам, какое Барвихино! Вера Васильевна не хочет никуда переезжать.

— Господи! Вздохнула Татьяна Петровна. Они поругались, и вот результат — Аня в больнице.

— А что Семен Иванович? Ты говорил с ним по поводу управляющего?

— Он готов хоть сейчас!

— Так давай — «сейчас». Прояви твердость и настойчивость. Только тактично. Вась, ты сам все понимаешь! Привет! Целую!

Два дня Татьяна Петровна не находила себе места. Врач обещал забрать на время телефон. Но не успел.

Звонит сын. Она всегда заранее знала, кто звонит, что скажет — хорошее или плохое.

— Мам, Вера Васильевна тоже заболела. Она не может ходить, что-то там с венами на ногах.

— Вася, я договорилась со Светой, моей горничной в Барвихине. Она приедет и поможет, если очень надо.

— Мама, надо позарез. Звони ей срочно! Я сегодня в командировку на неделю. Семен один не справится! Как только вернусь — сразу перевезу всю команду к тебе. Аня через неделю будет дома.

— Вася, не «ко мне» перевезешь, а «к себе». Усвоил, сын мой?

— Да.

Элеоноре Леонтьевне поручено самое ответственное задание — искать няню для Милы. Основное требование — физическая выносливость и крепкая нервная система. Элеонора Леонтьевна успешно справилась с заданием. Няня, Наталия Владимировна, или Тата, осваивала новое место работы под руководством Раечки.

Через неделю — выписка Татьяны Петровны из больницы. Как она войдет в этот дом, наполненный грустными воспоминаниями и страхом, который она еле пережила во время покушения? Теперь там живут другие, малознакомые люди. Как она с ними поладит?

Зазвонил телефон. «Это — кто-то неизвестный», — подумала она. Из трубки звучал неизвестный голос с приятным, скорее всего, французским акцентом. Из Посольства Франции необходимо доставить письмо из Мэрии Парижа, лично госпоже Видовой. Если возможно, секретарь посольства доставит конверт сегодня, в 17 часов. В присутствии главного врача кардиологического отделения ЦБК, невзрачный неряшливый француз вручил Татьяне Петровне большой конверт с множеством печатей. Она расписалась в ведомости, секретарь ушел.

— Что бы это значило? Причем тут Париж?

Она забеспокоилась. В голову полезли самые нелепые мысли. В письме сообщалось, что особняк Ивана Головнина, завещанный госпоже Видовой, ее мужем Олегом Сикорским, должен принадлежать городу Парижу, так как не имеется достаточных доказательств на право собственности указанной недвижимости госпожой Видовой. Указанный объект является национальным достоянием Республики Франция. Данный пункт завещания будет опротестован в соответствии с международным правом. Госпожа Видова может в течение 90 дней опротестовать данное заявление.

Татьяна Петровна сначала вообще ничего не поняла. Какой еще особняк? В завещании речь шла о доме в Барвихине, она сосредоточилась только на этом пункте, возможно, про Париж она от волнения просто прослушала. Она вспомнила! Сикорский, когда передавал ей архивы «Голдин леди», рассказал веселую историю, как он добывал в Париже дневник графини Дарьи. Оказывается, особняк Ивана Головнина тоже принадлежал ему! Почему французы не признали ее права на наследство? Жалко стало? Надо звонить Загоскину, пусть разбирается.

Татьяна Петровна положила голову на подушку и прикрыла глаза. Нет, она не спала, она даже не задремала. Просто лежала с закрытыми глазами и ни о чем не думала. За окном завывала, свистела, бушевала метель. По телевизору показали репортаж из аэропортов Москвы, все взлеты и посадки временно прекращены. Лютый февраль сулил одни неприятности и проблемы.

В больничной палате раздался странный звук, то ли скрип, то ли скрежет металла. Окно плотно закрыто. В больнице время послеобеденного отдыха. Татьяна Петровна услышала голос. Старушечий, прокуренный голос звучал «ниоткуда», из воздуха.

— Таня, ты теперь — всему хозяйка. Настал твой черед управлять приисками. Ты справишься. Я отсюда вижу. Бог тебе поможет! Только никого не бойся. Дом Ивана, в Париже — сохрани! Это — русский дом, русский… русский…

В палате наступила тишина. Только снежные хлопья ударялись о теплые стекла окна и слезами стекали вниз, налипая толстой наледью на пластиковых рамах. Татьяна Петровна не могла пошевелиться. Хриплый голос графини Дарьи все еще звучал в ушах. Татьяна Петровна теперь знала, как ей существовать дальше, что делать. Она увидела цель и смысл своей, теперь совсем уже другой жизни.

Зашла нянечка.

— Татьяна Петровна, будете пить свежий сок? Морковка, апельсин или яблочко — чего налить?

— Давайте, пожалуйста, морковку! А скажите, сейчас в отделении ничего не ремонтировали или перетаскивали?

— Ни, Боже мой! Ведь тихий час. Запрещено. Вы же знаете, как у нас с этим строго! Пейте, на здоровье, а то опять побледнели!

Зазвонил телефон. Это опять сын. Он хотел уточнить подробности переезда и обязанности нового управляющего.

Татьяна Петровна не успела взять трубку, как к ней пожаловал новый гость. В палату вошел Геннадий Степанович Бережнов.

— Как Вы себя чувствуете?

— Спасибо. Скоро на выписку. И хочу, и боюсь!

— Теперь Вам нечего бояться!

— Если бы так! Геннадий Степанович, все только начинается! Что Вас привело ко мне?

— По поручению руководства я должен выяснить содержание послания, которое Вы получили из Парижа дипломатической почтой. Такой порядок.

— Очень хорошо, что Вы пришли, а то я сама бы к вам явилась. Она протянула Бережнову текст заявления. Он соответственно тоже ничего не понял.

— Какие еще нужны доказательства? Может быть, были другие завещания, предков Сикорского?

— Верно!

Бережнов — молодец. Им надо представить подлинник завещания Петра Головнина, основателя компании. Да, те самые пожелтевшие листочки, которые умирающий Иван Головнин передал Евграфу Силантьевичу в особняке на канале Грибоедова зимой 1920 года и которые так бережно сохранил Олег Борисович. В Мэрию Парижа надо предоставить именно этот документ, в котором Петр Головнин завещал передавать компанию «Голдин леди», дома и строения, все имущество, ценные украшения в домах жене или мужу, если нет детей-наследников, племяннику или племяннице.

«Как будто он видел на 200 лет вперед!» — подумала Татьяна Петровна.

Она обратилась к Бережнову.

— У меня нет секретов от вашей «конторы». Но, как всегда, понадобится серьезная помощь. Сейчас сделаем ксерокопии, и пусть Ваши начальники ломают голову, что с этим делать! Как Ваши дела, подполковник?

Бережнов погрустнел.

— Меня на пенсию Горбаченков отправляет! Не может успокоиться, что он «опоздал».

— Так Вы еще совсем молодой!

— Да нет. У меня выслуга— 15 лет, вполне достаточно для пенсии.