Анастасия Перова - Черная гора. Стихотворения

наверное, когда от глубины
ячейки невода становятся совсем прозрачными, а рыбы
теряются в потоке пустоты, на них
небесной волею растраченной,
в тиши плодового листа забьется
в ссохший пух малин паук,
пчела взовьется, что последний шут
над облаком, над морем пенно синим,
над оголтелою толпой —

так мне просилось,
любить хотелось – криком,
горящим, жарким, что живой,
так петь любовь, так отдаваться словом,
терзаться, верить, ждать, не видеть вовсе лиц,
их спелых фраз, – я буду снова, как тогда, – о вас,
о дни мои, летучие колючки,

по полю шагом высотой строки —
оглянешься назад и колченога,
попробуешь поймать, что впереди?
там жизнь, и в этом вся твоя дорога,
вся соль земли, небесная слеза.
как будто тянет в хоровод, и солнце встало,
багряным светом озаряя дни.

душа моя, ты верить не устала.
но только жизнь с такою верой
назови

и вот я стою один, на холме, живой
глухо стекаю в ладони небесной влагой,

только одну дорогу, сроднившись с тобой,
мы не разрушили словом, кивком, утратой

это был общий дом, говорю тебе, общий дом,
что не поделят ни годы, ни путы слезами

если пройдешь, узнаешь – тогда, потом
только след в след, и только по краю, краю

так и делю – песчинки в обмен на капельки
так и стою – на пронзительном синем ветру

все вспоминаю дорогу – что жизнь проживаю
заново. а под конец – берлогу, я помню одну

только и верю, щекотка слезы – от Бога,
только и знаю, что скрипка – на небесах

а где-то на сколе пути прорастает березка
и тянется к небу чувством, что впопыхах

слову родиться больно, тебе – проснуться,
шелком руки залатать ножевую голь

может быть, кто-то из нас не сумел вернуться,
я даже знаю, как выстоять

эту боль.

слова-костыли,
опереться на вас мне не трудно,
мне идти и нестись
сквозь полынь-траву дней моих
вслед

запирать на замок
все сплетения,
искры и звоны,
собирать дикой липы
торжественный цвет
на заре,

да заботиться о
краснощеком и алом
Восходе, что беречь
обязался – всегда и
везде

почувствуй в шкурке прелесть чистоты,
гармонию листа в руке прочувствуй,
закружится под вздохи немоты
обрывками кленовая плакучесть

в портретной галерее всей родни
найдутся и для нас сороки сплетни —
мол, вздорны были, пьяны и худы.
и все, что задано, пропето было слепо.

до горла молнию на куртке застегни,
зубами к яблоку на холоде приникни,
как будто мои руки – Евы дни, а
рай вокруг – дворовые открытки.

гараж, площадка, лепят куличи —
остатками песка играют дети —
ну что же ты, как раньше? не молчи,
кому нас гнать, собак где взять на это,

коль съели крыс, коль разошлись коты,
коль в сутолоке сказанного слова,
ворочаясь, что барин на цепи
злосчастного подаренного звона,

ты опрокинулся лицом на впалый снег,
ты смял в руке последний летний листик.
и знаешь, мне давалось по тебе,
а ты не помнишь, как цветет трилистник.

не знаешь, распустить как суть
цветка, засушенного небом между строчек,
чтоб жили годы, чтоб влюбленным путь
давался полосой аэропорта – ночью

горят огни, очерчена судьба,
и долго можно вторить песне тихой,
но когда выйти мне на суд придет пора,
я знаю, как рассвет растянет титры

и если бросить жребий выйдет честь,
я знаю, с кем в поход и с кем на плаху,
но ты, мой нежный, позабывший речь,
подался к океанской пене в ливень.

за каплей море жемчуга, лицу
подносит пена святости даренье —
а в январе подсолнухи цветут,
и следуют, и следуют, как время

а время слепо. время в стойле, покрова
задернули последние пороги.
мне кажется, седеющая я
осталось где-то в море на пироге

и только слышу качку – глухо, – течь,
и сил у пальцев нет достать причала,
и остается только выть – и в речь
тебя закутывать – лоскутно одеяло

а время совсем не лечит
детей калечит
разбивает хрусталь
будто сердце – встречей

шепотом зашлось
счеты позабыло
тут такое стряслось
только тот могила

кто не сможет смолчать
кто поверит в осень —
или вовсе – в зиму – и
поспешно спросит

как ты там, без меня —
подрывая связи
будто камень в окно
разделяя грани

что короче дождя
в летний день на солнце
отворишь ты дверь
– ну, что дальше? —

спросишь?

не больше бабочки
короткий, листвой
наполненный полет

казалось, она вдаль
плывет, порхает по
ветвям залива

подняться – прочь
по морю брызг —
туда, где сонные

лощины, высоки
горные луга, где
реки быстрою

стремниной
взрезают
камня острия

так я и шла
стремленье утром
продолжить

сказочный полет
но только былью
вдаль зовет

священный окрик
– ты устала
но сердце,

стуком возгордясь,
еще торопится, живое
любить, оставить

длань покоя
и, прикрываясь
наготой, шептать

пожизненно немому,
оставив ночи
сырость рос,

я рос твоим —
и на покос
словесной дани

приглашая,
еще напомнить,
что живая, и букв

владею ворожбой,
как будто смысл
есть в ней иной,

чем плакать
по утрам спиралью,
седому небу

слезы лить
и, восполняя
недостатки

воды соленой
в море вод,
не прекращать

капелью этой,
ударами ее о гладь
воды, умеющей терять,

миры иные создавать,
где жизнь цветет,
где красок блики

размазаны по фону дня,
а наши вечные ошибки
не что иное, как друзья