Тони Парсонс - Семья

Но развод повлек за собой и нечто такое, что до сих пор заставляло его сердце кровоточить, что грызло его все эти годы, не переставая, — тот факт, что его сын из веселого, солнечного мальчика превратился в замкнутого и испуганного человека, который по жизни не доверял никому.

Эли легкомысленно списывала произошедшие в Джейке изменения на переходный возраст. Однако Рори испытывал чувство вины: он вынужден был признаться себе, что эти перемены связаны с разводом.

Эли любила притворяться, что теперь, после развода, все трое стали гораздо счастливее, чем прежде. Возможно, эта ложь помогала ей справиться с происходящим. Потому что разве может хоть один родитель постоянно жить с осознанием того, что его поступки нанесли детям непоправимый вред?

И вот сейчас все это нахлынуло на Рори с новой силой: безмерная горечь и гнев из-за того, что его ребенка так грубо от него оторвали. Он вспомнил тот период, когда Эли с Джейком только начали жить с этим новым мужчиной, который, как предполагалось, должен был собрать по кусочкам разбитое сердце Эли. Рори не позволялось вечером даже звонить Джейку, чтобы пожелать спокойной ночи: Эли называла это вторжением в ее личную жизнь. И Рори оставалось лишь сесть в машину и ехать к их дому, чтобы там, припарковавшись, смотреть на окна спальни своего сына до тех пор, пока свет в них не погаснет.

«Доброй ночи, сыночек, — мысленно говорил он тогда. — Доброй ночи».

Неужели однажды ему снова придется парковаться под окнами чужого дома и смотреть, как гаснет свет в спальне его нового ребенка?

— Это самое лучшее, что может быть на свете, — сказал он Кэт, осторожно положив руку на ее пока еще плоский живот. И свято верил в сказанное.

Но у него не нашлось слов, чтобы передать, как этот ребенок словно определяет границы его жизни, что это маленькое существо есть также напоминание о его собственной смерти, самое естественное напоминание о том, что все на свете имеет конец.

— Смешно, — сказала Бригитт. — Ты еще успеваешь сделать ребенка до того, как тебе стукнет сорок! Молодец! Запрыгиваешь в поезд в самую последнюю минуту. Мне кажется, это… смешно.

Кэт неуверенно заулыбалась.

— Знаешь, на самом деле я еще не совсем готова к переменам, ты же знаешь.

— Нет, нет и нет! — энергично замахала головой Бригитт. — Не пойми меня неправильно. Я поздравляю и тебя… и Рори, разумеется. Кто бы мог подумать, что он на это способен? Я просто думаю, что это… ну… несколько смешно. Подожди минуту.

Бригитт исчезла на кухне. Вечер только начинался, и «Мамма-сан» еще пустовал. Только с кухни слышался гул голосов персонала. И в окна барабанил нескончаемый дождь. Кэт в который раз потрогала живот. Как хорошо в такой вечер, как этот, находиться под крышей и в тепле. Вернулась Бригитт с бутылкой шампанского и двумя бокалами в руках.

— Давай выпьем за тебя, Кэт!

Кэт насторожилась.

— Я бы с удовольствием, но, по-моему, мне лучше воздержаться. — И она снова дотронулась до живота.

Бригитт фыркнула.

— Ой, я тебя умоляю! Это же особый случай! Мы выпьем только по одной. Никакого вреда это не принесет.

Бригитт со знанием дела сняла с бутылки фольгу, раскрутила проволочную сетку и начала осторожно вынимать пробку. Та выскочила из бутылки с легким щелчком. Бригитт наполнила два бокала и подала один Кэт.

— Я не хочу. Но все равно спасибо.

Кэт похлопала Бригитт по руке. Этой женщине она была обязана слишком многим, и поэтому ей не хотелось ее обижать. Но в то же время… Она должна была дать своему ребенку как можно больше шансов. Кэт поставила бокал на стол.

— Кажется, ты становишься ханжой, Кэт, или я ошибаюсь?

Бригитт взяла в каждую руку по бокалу и отпила из одного.

— Ничего подобного, — возразила Кэт. — Просто… ну, в общем, мне лучше этого не делать. Мы с тобой выпьем позже, после родов, идет?

Бригитт ловко осушила один из стаканов и подняла другой вверх — пародия на приветственный жест.

— После родов! — провозгласила она. — Разумеется! Только обещай мне, что не превратишься в одну из тех самодовольных детолюбивых мамаш, которые отрекаются от своего фееричного прошлого!

— Я не уверена, что у меня было такое уж фееричное прошлое. Хотя, кажется, понимаю, что ты имеешь в виду. Я слишком долго жила свободной жизнью. Но все на свете надоедает, не правда ли?

Лицо Бригитт оставалось совершенно бесстрастным. Она молча отхлебнула шампанское. Кэт забрала у нее из рук пустой бокал и наполнила его водой. На свете было не так много людей, с которыми она могла пить из одного стакана: пожалуй, только с сестрами и с Бригитт.

— Не могу сказать, что жалею о прошлом, — продолжала Кэт. — Но все равно забавно. В юности, когда я ухаживала за своими сестрами, мне хотелось только одного — быть свободной. Чтобы никто меня больше не связывал и не стеснял. Но когда я действительно стала свободной, то это состояние почему-то не принесло мне особых восторгов. Раньше мне казалось, что, обретя свободу, я стану счастливее. Но, по правде сказать, с некоторых пор я начала чувствовать в своей жизни не счастье, а безнадежную тоску, какое-то отчаяние. А я терпеть не могу отчаяние.

Бригитт улыбнулась.

— А не кажется ли тебе, Кэт: то, чем ты сейчас занимаешься, как раз и является выражением безнадежного отчаяния?

— А чем я сейчас занимаюсь?

— Производишь на свет ребенка в самый последний момент, причем с первым попавшимся мужчиной, который в этот момент оказался под рукой.

— Никакой это не последний момент!

— Ну, хорошо, предпоследний. Все равно, это гораздо более отчаянный поступок, чем все, что ты делала, будучи свободной женщиной. И это, должна тебе сказать, смешно.

Кэт почувствовала, как все внутри похолодело. Ей не хотелось, чтобы их отношения принимали такой оборот. Она хотела, чтобы Бригитт за нее порадовалась.

— Будь любезна, перестань говорить мне подобные вещи. — Голос Кэт дрожал от волнения, и это ей не понравилось. — Уверяю тебя, ничего смешного здесь нет! И забавного тоже!

— А мне смешно, Кэт! Женщины, подобные тебе, вызывают у меня смех. Посуди сама. Сперва все эти разговоры про свободу и независимость, а потом ты внезапно хватаешься за первую попавшуюся возможность стать домохозяйкой!

— Между прочим, я собираюсь продолжать работать! У меня нет другого выхода. Рори любит свою работу, но особых денег она не приносит.

— И как же ты собираешься работать? Ты уже обдумала этот вопрос?

Разумеется, обдумала. Конечно, не до мельчайших деталей. В глазах Рори она читала сомнения. Но себя все же представляла не иначе как работающей мамашей, хотя такая перспектива была еще далека.

— Через двенадцать недель после родов я вернусь на работу, — сказала Кэт. — Если это тебя, конечно, устроит. Мне помогут сестры. И Рори. У Рори после восьми нет занятий. Все как-нибудь образуется.