Анна Смолякова - Прощальное эхо

Том Клертон еще никогда так тщательно не готовился к свиданию с женщиной. Обычно он только платил: деньгами за любовь «профессиональную», добрым отношением за доброе отношение, симпатией за симпатию. Это было просто и пресно, как вегетарианское рагу: цивилизованная торговая сделка, и ничего более. Ровным счетом ничего! Он слишком хорошо представлял себе свое будущее, слишком твердо знал, что бесплатно в жизни ничего не бывает, поэтому, наверное, сегодняшний звонок застал его врасплох.

Том Клертон долго чистил зубы перед зеркалом в ванной. Зеленая пена щипала десны, по подбородку стекала мутная влага, а он все тер и тер щеткой вверх-вниз, вверх-вниз, словно надеясь, что зубы заблестят так же, как раковина с позолоченными кранами. Горничная по его просьбе за полчаса навела в номере идеальный порядок, расставила в вазы живые цветы, и теперь гостиная и спальня — все стало немного походить на иллюстрацию к богатому и толстому журналу «Интерьер». Том не знал, как все опять сделать живым и настоящим, и поэтому спрятался в ванной, вместе с отглаженным костюмом и начищенными туфлями, отгородив для себя уголок реального мира.

Вода умиротворенно журчащим, прозрачным ручейком стекала по белоснежной стенке раковины, а Том продолжал чистить зубы, уже ощущая на языке солоноватый привкус крови. «Она сказала, что хочет меня увидеть!» — мысленно он повторял и повторял про себя. Именно так «она сказала». Как будто историю его отношений с Оксаной рассказывал кто-то другой. Собственно, истории никакой еще и не было. Было похожее на шок ощущение беспомощности и растерянности, когда он увидел ее впервые, было желание зарыться лицом в ее колени, было ее неуверенное и ласковое прикосновение и чувство, что внутри все обрывается раз и навсегда. А сегодня раздался этот звонок. Он не ждал его, не смел надеяться. Он перенес дату возвращения в Лондон, ну, только, пожалуй, потому, что надо было немного успокоиться и побыть в одиночестве…

Том тщательно прополоскал рот и глянул в зеркало. На него смотрел совсем еще не старый мужчина с прямым носом, приятным овалом лица и совсем даже не пустыми глазами. «Я не урод, не глупец, не стареющий ловелас, — произнес он негромко, прислушиваясь к тому, как его голос эхом отражается от холодного и сверкающего кафеля. — Я действительно мог бы ей понравиться. Это не может быть из-за денег. Не такая она женщина, да и случай не тот… Сейчас далеко не все русские живут в нищете, а она, с ее красотой, давно могла бы сделать выгодную партию… Да и, в конце концов, ничего же еще не произошло! Она сказала только, что хочет со мной поговорить. Это всего лишь разговор и больше ничего. Глупо что-то планировать и на что-то рассчитывать». Он с раздражением опустил влажную зубную щетку в специальный стаканчик. «Начал тут начищать зубы, глупый, безмозглый индюк! — осадил самого себя Том. — Можно подумать, она собирается тебя поцеловать?!» Мысленно он всегда называл Оксану только «она», хотя ему и нравилось ее имя, нежное, неудобно ложащееся на язык, но все равно, прекрасное. Тем не менее она была «она» — чудесная женщина с синими глазами и золотыми волосами, похожая на Деву Марию на церковных фресках.

Тоненькая минутная стрелка на его часах неумолимо завершала очередной крут. Он промокнул лицо мягким махровым полотенцем, зачесал назад волосы и снял с плечиков висящий на них костюм, сшитый специально для июньского приема в Букингемском дворце, безукоризненно элегантный, респектабельно серый и немыслимо дорогой. Впрочем, сейчас Том смотрел на него без энтузиазма. Его раздражали матово поблескивающие пуговицы, консервативной формы лацканы и даже дорогая добротная английская шерсть. Но более всего его раздражал он сам. Ну почему природа не отмерила ему и малой толики очаровательной раскованности плейбоя? Почему он толст, неуклюж и нелеп, как Санта-Клаус на знойном пляже? Гораздо естественнее было бы встретить ее в легкой домашней куртке и фланелевых брюках. Ведь она же просила: никаких ресторанов и людных мест, пусть будет просто комната, и они вдвоем. Она придет, красивая и нежная, немного несчастная (это явственно слышалось по голосу), пахнущая чистотой и молодостью. А он выйдет ей навстречу в этом сером панцире, словно официальное лицо на правительственном приеме. Том легонько провел ребром ладони по ряду пуговиц и устало вздохнул. Пусть все идет, как идет. Пусть будет этот костюм! Тем более что в домашней куртке он наверняка будет чувствовать себя совсем по-дурацки…

Оксана, как и обещала, приехала ровно в восемь. Клертон, уже минут пятнадцать нервно прогуливающийся по ярко освещенному прохладному холлу гостиницы, заметил ее в последний момент, когда она уже подходила к стеклянным дверям. Погруженный в собственные мысли и в панике беззвучно повторяющий холодными губами: «Что-нибудь обязательно не сложится, что-нибудь не получится, она не приедет», он так и продолжал бы мотаться, как челнок в швейной машинке — от цветного фонтанчика в одном углу до искусственного дерева — в другом. Но в какой-то момент до его слуха донеслось, как молодой человек, судя по произношению американец, сидящий на кожаном диванчике, сказал достаточно громко своему приятелю: «Ты посмотри, какая!» В этой фразе не было ни капли свойственной юности показной развязности, в ней слышались только удивление и восхищение. Том обернулся. Оксана уже входила в вестибюль, и взгляды мужчин притягивались к ней, как железные опилки к магниту. На ней была простая светлая куртка, нежно-голубая юбка и туфли на низком каблуке. Может быть, из-за этих туфелек она, в общем-то довольно высокая, казалась сейчас гораздо ниже. Ее пальцы беспрестанно дергали широкий ремешок светлой сумки с двумя блестящими пряжками. Оксана нервничала и от этого делалась похожей на пугливую юную девочку, изо всех сил пытающуюся казаться явно взрослой. Том вышел из-за празднично-зеленого искусственного дерева, успев с ненавистью подумать, что, наверное, выглядит нелепо в парадном сером костюме, и устремился к ней навстречу. Она заметила его не сразу, а когда заметила… Господи, он не мог в это поверить и, однако, убил бы любого, кто посмел в этом усомниться! Оксана улыбнулась несмело и одновременно радостно, так, как может улыбаться только человек, долго-долго кого-то ждавший. Он уже не первый раз видел ее улыбку, но теперь в ней читалось что-то другое, совсем другое… Том шел к ней навстречу и думал, что был полным кретином, когда, играя непонятно для кого эстета и знатока, утверждал, что длинноногие блондинки с синими глазами — это банально и пошло, что в женщине должно быть что-то другое… Она улыбалась ему одному, не обращая внимания на тянущиеся к ней «опилки» мужских взглядов, ее «банальные» синие глаза светились ожиданием, на ее «пошлых» светлых волосах поблескивали холодные капельки сентябрьского дождя, и в ней был весь мир, вся любовь, вся жизнь…