Анна Смолякова - Прощальное эхо

О том, что будет дальше, Оксана старалась не думать. Ей просто не хотелось просчитывать вероятность неудачи. Вполне возможно, что за эти полтора года он изменился, научился притворству и спокойно сможет вернуться в семью после всего, что произойдет. Возможно, Наташа не узнает об их сумасшедшей ночи в гостиничном номере. Да, в общем, это и неважно. По-настоящему имеет значение лишь Настя. У девочки, по сути дела, матери вообще нет. Эта черноволосая малышка, конечно, заботится о ней, но ведь Настюшка даже зовет ее как-то странно — «мама Наташа».

Когда Оксана начинала думать о себе и об Андрее, на душе становилось тягостно и смутно. Она не могла разобраться в том, что чувствует к нему сейчас, и предпочитала не размышлять на эту тему. Теперь следовало четко выполнить намеченный план и получить обратно дочь. А уж тогда, если останется время, подумать и обо всем остальном. Человеку, замерзавшему в снегах, попав в тепло, необходимо сначала отогреться, а уже потом поесть и попить; так и ей нужно было вернуть ребенка и избавиться от жуткого, гнетущего, немыслимого чувства вины.

Оксана докурила сигарету и загасила окурок в пепельнице. По идее, помада смазаться была не должна, но на всякий случай она все же решила подойти к зеркалу. Больше всего она опасалась, что в глазах ее будет метаться подозрительный лихорадочный огонек, который другой человек, быть может, и не заметил бы, но Андрей… Однако глаза ее оставались спокойными и синими, как море в погожий день. «А я бы, наверное, смогла бы сыграть роль достойной подружки Джеймса Бонда!» — подумала Оксана, и недобрая усмешка искривила ее губы. Яркая помада — единственный макияж, который она себе сегодня позволила. Платье в мелкую белую и салатовую клетку до середины колена, множество кругленьких пуговиц на лифе, почти незаметные сережки в ушах. Чем не девушка с соседней улицы? Этот наряд показался ей не то чтобы единственно возможным, но наиболее подходящим. Вечерний туалет с декольтированной спиной на фоне шикарного двуспального ложа был бы вульгарным перебором. В ее планы вовсе не входила ни презрительная усмешка Андрея, ни его растерянный взгляд.

Когда в дверь негромко постучали, она отошла от зеркала, присела на кровать и только потом сказала: «Да!» Успела подумать, что прямая спина, словно у гимназистки, и руки сложенные на коленях, — это слишком, а на пороге уже появился Андрей. Сегодня на нем была темно-синяя футболка с тремя пуговицами у воротника и те же светлые слаксы. Похоже, выбором какого-то особенного наряда для свидания он себя не утруждал.

— Привет, — сказал он, осторожно прикрывая за собой дверь. — Что у тебя стряслось?

— Ничего, — Оксана пожала плечами, не двигаясь с места. — Просто хотела побыть с тобой вдвоем…

Первая фраза была тщательно продумана, как и одежда. Она слишком хорошо знала Потемкина и поэтому могла поспорить, что он не хлопнет дверью и не уйдет, выкрикнув на прощанье возмущенное: «Ну, знаешь!» Один из ее бывших кавалеров в такой ситуации наверняка бы подсел к ней и ехидно спросил: «А конкретнее?» Но Андрей должен был сделать то, что он и сделал. Он просто прошел через всю комнату, сел в кресло напротив и сказал спокойно и даже как-то сочувственно:

— Не надо, Оксанка, все уже прошло. И у тебя, и у меня в самом деле другая жизнь. Я даже не знаю, огорчен ли тем, что все получилось именно так… То есть я хотел сказать…

Она печально покачала головой и протянула руку, словно хотела прикрыть пальцами его губы:

— Ничего не говори, ладно? Я заранее знаю все, что ты мне сейчас скажешь. Ты будешь утверждать, что счастлив, что Наташа — твой идеал женщины, но ты уже произнес: «Я не знаю»… Дедушка Фрейд учил, что ни бессмысленных оговорок, ни описок не бывает… И я не знаю! Самое страшное, что я тоже ничего не знаю, хотя и добилась чего хотела.

Желваки на смуглых щеках Андрея задвигались, выдавая его волнение, но лицо оставалось непроницаемым.

— Послушай, Оксана, — произнес он в конце концов, — не надо считать меня идиотом. Я прекрасно понимаю, что ты ничего не делаешь просто так и сюда меня скорее всего пригласила исключительно для того, чтобы еще раз завести разговор о Насте. Можешь не ублажать мое самолюбие трогательными рассказами о том, как страдала одна русская девушка в туманном Альбионе без своего возлюбленного. Итак, я тебя слушаю!

— А тебе, в самом деле, совершенно неинтересно знать, чем я жила, о чем думала все это время? — Она подалась ему навстречу, но колени оставила плотно сжатыми, а щиколотки — под углом наклоненными к полу. Андрею раньше нравилось, когда она сидела вот так. Но на этот раз он просто встал с кресла и отошел к окну. С улицы доносилась «попсовая» музычка. Оксана подумала, что звукоизоляция, несмотря на внешний шик, здесь скверная. Потемкин в самом деле может уйти, если немедленно не приступить к решительным действиям. Сейчас у него такой вид, словно он готов в любую секунду сорваться с места: обе руки в карманах слаксов, взгляд отсутствующий и недовольный, в самой позе, в развороте плеч, в наклоне головы — застывшее движение.

— А знаешь, в чем-то ты был прав, — сделала она признание. — Я действительно ничего не делаю просто так. Вот только насчет мотивов немного ошибся. Я просто хочу тебя. Хочу, как кошка!.. Надеюсь, такое объяснение устраивает? Правильно, к чему тебе забивать голову моими проблемами? Да ты и не поверишь, что я могу страдать, могу чувствовать, могу все еще любить тебя… Но вот я просто стою перед тобой и говорю, что хочу тебя, что умираю без тебя, что это не внесет в твою семейную жизнь никаких осложнений! Неужели ты сможешь вот так уйти?

Андрей обернулся. Глаза его были темными, почти черными, кадык на смуглой жилистой шее прыгал вверх-вниз, уголки губ кривились в болезненной усмешке. Оксана вдруг подумала, что с этой новой прической, с темными волосами, неровными прядями падающими на лоб, он еще больше похож на героя голливудской мелодрамы. Два года назад он ни за что на свете не заставил бы себя упрашивать. Сознание того, что какие-то двадцать месяцев разрезали ее жизнь на две половинки, которые невозможно срастить, вдруг открылось ей с необычайной ясностью. И все же она, не отрывая взгляда от его лица, быстро растегнула пуговицы на платье и начала снимать его через голову.

Оксана не ожидала, что занервничает, что локти вдруг начнут застревать в проймах, а бедра и икры покроются «гусиной кожей». Она не рассчитывала, что пока будет стоять с перекрещенными над головой руками, Андрей так и не двинется с места. Красивого стриптиза не получалось, тем не менее останавливаться было уже поздно. Она со злостью рванула платье через голову, и одна из пуговичек, со звоном оторвавшись от ткани, упала на ковер. Ей вдруг стало жалко пуговицы, которая наверняка оторвалась «с мясом», жалко себя, красивую, сексуальную, стоящую в одних белых плавочках перед абсолютно равнодушным мужчиной, жалко своих стройных ног и тонкой талии, так и невостребованных. Жалко своей вполне земной мечты о зеленой лужайке и огромном детском мяче, за которую приходится платить ценой такого унижения.