Ребекка Уэллс - Божественные тайны сестричек Я-Я

— Прелестно. И стаканчик бренди на ночь, будьте добры.

Я сидела за столом, и дышалось мне легко. Ничто не сдавливало талию. Следовало бы все время так одеваться. И не стоило резать пояса для подвязок картофелечисткой. Живот был полон и округлился, и еще очень хотелось спать.

Меня разбудил собственный плач.

Во рту стоял вкус и запах бананов и арахисового масла. Любимая еда во время летних поездок на побережье. Ниси, Тинси, Каро и я сидим на берегу и едим намазанные арахисовым маслом бананы. Мягкость и сладость фрукта, привкус ореха, карамельный цвет масла на бледной плоти бананов. Солнце на коже, пальцы ног зарылись в песок, звуки нашего смеха. Приезд Джека. Кручу «колесо», взбираюсь на его плечи, и мы бежим в воду. Мое гибкое тело в постоянном движении. Ем, когда голодна, сплю, когда устану. Целуюсь, когда хочу. Мне никогда-никогда не приходится ни о чем просить.

Я включила свет в номере и закурила. Открыла окно и услышала залив. Холодный ветер ударил в лицо. Потушила сигарету и отправилась в ванную. Включила отопление на полную мощь, встала перед зеркалом и оглядела свое тело. Это мое тело.

Не плачь. Кому нужны женщины с мешками под глазами?

Но слезы все лились. Мои груди никогда больше не будут упругими.

Я не кормила детей грудью. Никто, кроме цветных, не кормил своих детей грудью. Шли пятидесятые годы. Я думала, что буду сама кормить близнецов. Я хотела сама кормить близнецов грудью. Но когда мой ребенок умер, молоко пропало. Пересохло.

Я тоже пересохла. И не могла вернуться в дом, полный голодных ртов. Начну все заново, в новом городе, устроюсь в местную газету. Люди иногда делают и не такое. Начинают жизнь сначала.

Я обняла себя за талию. Нужно удержать себя. Удержать свое тело, чтобы не пересохнуть. Чтобы тебя не сдул ветер.

Даже в постели я продолжала держать себя. Пыталась сосредоточиться на запахе соленого воздуха, проникавшего через открытое окно.

— Императрица небес, — молилась я, — милостивая госпожа Поющих Людей, пошли мне знак. Иначе я буду ехать, пока не кончатся деньги, а потом остановлюсь и буду вести рубрику новостей в каком-нибудь захолустном городишке. Сладостная Дева, носившая Божественного Сына, подай мне сигнал.

Во сне ко мне пришел мой умерший мальчик, мой драгоценный и навсегда потерянный, чье тело оказалось недостаточно крепким, чтобы остаться на этой земле. Он лежал на руках у Мелинды, облаченной в голубые одеяния и корону. Увидев меня, она улыбнулась и осторожно поставила мое дитя на землю. Он был совсем крошечный, но твердо стоял обеими ножками. Потом вздохнул, оглядел меня и запел. Ни аккомпанемента, ни музыки, только чистый, высокий голос-колокольчик, поющий колыбельную, странным образом переплетенную с любовной песней.

Закончив волшебную песню, мой погибший мальчик шагнул ко мне и протянул ручонки. Я нагнулась и подняла его. Мы снова обменялись взглядами. Спокойными и твердыми. Я на секунду прижала его к груди и поняла, что все мои желания исполнились. Чуть погодя он сполз на землю и стал удаляться. Но перед тем как исчезнуть окончательно, повернулся и сказал громко и отчетливо:

— Проснись.

Я подчинилась.

Я проснулась и подошла к окну. За окном было светло, а тело казалось отдохнувшим и голодным. Зуд прекратился. Соски были розовыми, как у девочки.

Подняв трубку, я сказала:

— Доброе утро. Обслуживание номеров? Будьте добры принести два яйца-пашот, бисквиты и свиную грудинку. Большой стакан апельсинового сока и кофе. Да… и какой сегодня день?

— Пятница, мэм.

Сколько же я проспала?

«Проснись», — велел ребенок.

Я подняла с пола пальто и сунула руку в карман. На карточке было написано: «Ломбард «Лаки пон». Фултонвилл, Луизиана. Телефон 32427».

Я подняла трубку:

— Портье? Не соедините с междугородной? Спасибо, мивый.

— Это Виви Эббот, — сказала я оценщику. — Мое бриллиантовое кольцо все еще у вас? Я продала его за пятьсот долларов.

— Да, леди, вещь все еще у нас.

— Это не вещь, а кольцо с бриллиантами в двадцать четыре карата. Подарок моего отца, адвоката Тейлора Эббота.

— Послушайте, леди, я не желаю знать, откуда берется мой товар…

— О, заткнитесь и слушайте. Не смейте продавать кольцо. Я вернусь за ним.

— Но теперь оно мое, — возразил жлоб. — И если кто-то предложит хорошую цену, оно уйдет.

— Так вот: только попробуйте продать кольцо, и я дам показания, что вы его у меня украли. Потащу вашу задницу в суд так быстро, что оглянуться не успеете. Я знаю городского судью. И не только его. Ясно?

Наконец жлоб сдался.

— Не нужны мне неприятности, — пробурчал он. — У меня чистый бизнес. Когда хотите забрать свою вещь?

— Завтра. Может, послезавтра. Подержите кольцо до моего приезда.

— Только до конца этого дня, так что не морочьте мне голову, леди. И не тратьте мое время зря. У меня дела.

И он отключился.

Мне тридцать один год. Я все еще жива. Соберу и склею все, что от меня еще осталось, и спрячу в овощном погребе. И выну на свет божий, когда мои дети вырастут. Мой умерший мальчик подал мне знак.

Жизнь коротка, но широка. Так сказала мне Женевьева.

«Когда я вернусь домой, — думала я, — отдам Вилетте пальто от Живанши. Оно свою службу сослужило. Вилетта достойна роскошного кремового кашемира. Она достойна чертовой норки! Когда я вернусь домой, станцую чечетку для Сидды, Малыша Шепа, Лулу и Бейлора, накормлю их бананами с арахисовым маслом, и мы поговорим о лете. Поговорим о Спринг-Крик, где солнце так сильно греет сосновые иглы, что, когда наступаешь на них, с земли поднимается благоухание, пряное и острое, и хочется сгрести их и насовать под одежду, чтобы пахнуть сосной. Я буду кататься по чистому ковру со своими детишками, щекотать им спинки и расскажу истории о плавании по бурному морю в лодке, которую построила сама. Мы будем играть в Колумба и путешествовать вместе в неизведанные земли. Когда я вернусь домой, вышвырну чертов «форд»-седан и любой ценой добуду новый «тандерберд». Когда я вернусь домой, обниму своих детишек. Обниму мужчину, за которого вышла замуж. Я сделаю все возможное, чтобы благодарить за подарки в странной, прекрасной, мучительной обертке.

Сказать, что Сидда просто растерялась при виде трех я-я, подъезжающих к «Куино-лодж» в открытом кабриолете «крайслер лебарон», было бы огромным преуменьшением. Она только что вышла из вестибюля, где разговаривала по телефону со своим психоаналитиком в Нью-Йорке. Пересказав таинственные сны, проанализировав свои чувства и отношение к браку своей матери, вопросам, на которые нет ответа, она ушла в свой внутренний мир и сейчас просто не была готова оглушить себя видом, звуками и запахами Каро, Тинси и Ниси.