Ребекка Уэллс - Божественные тайны сестричек Я-Я

— Пятьдесят второй. Она носила тебя, Сидда.

И, показав на огромный живот Виви, добавил:

— Похоже, племя веселится на всю катушку. И ты сидела в этом гигантском раздутом чреве вместе с братом, так?

— Уверена, что он наслаждался алкоголем и табачным дымом, — хмыкнула Сидда.

— Взгляни на этих женщин. Они пьют и курят, но разве это все? Приглядись хорошенько.

Он поднес фото к лицу Сидды.

— Гляди на них. Гляди как на актеров, когда сама стоишь в стороне и не вмешиваешься.

— Прекрати, Коннор.

— Нет, Сидда, не прекращу.

Сидда заставила себя изучить снимок. Присмотреться к блеску в их глазах, наклону голов, выражению лиц, отсутствию всяческого напряжения тел, расслабленным жестам. Позволила себе как бы войти в действие, оказаться соучастницей, пока не ощутила исходившую от них нервную энергию.

— Ну? Что видишь? — допрашивал Коннор. Сидда схватилась за край стола.

— Легкость. Легкость и непринужденность. В глубине глаз матери таится страдание, но атмосфера товарищества несомненна. Смех. Дружба. Искреннее веселье.

Коннор молчал.

— Но… — продолжала Сидда и тут же осеклась.

— Но?..

Сидда выпрямилась. Отошла от стола и направилась в кухню. Коннор успел поймать ее за руку и повторил вопрос:

— Но что?

— Она не знала, как любить меня, а я не знаю, как любить тебя.

— Нет, — возразил Коннор, прежде чем потянуть ее обратно к столу. — Все совсем не так.

Он снова показал на снимок.

— Взгляни на них как следует. Я видел этих женщин, Сидда. В семьдесят они по-прежнему полны прежней непринужденности и легкости. И они любят тебя. Хотят, чтобы ты была счастлива. Конечно, я еще не знаком с божественной Виви, но уверен, что и она чувствует то же самое. Разве их смех не играет роли? Разве их родство душ, смех и возможность не быть чертовски одинокой в этом мире ничего не значат? Разве ты не питала их дух вместе со всем остальным, что проникало через плаценту?

Сидда отвернулась. Но Коннор сжал ладонями ее лицо и заставил смотреть на себя.

— Сид, я не твоя мать. И не твой отец. И хочу взять тебя на радость и горе.

Сидда немного помолчала.

— Существует такая вещь, как аллигаторы, встающие кое у кого на пути.

Глаза Коннора повлажнели, а дыхание стало прерывистым.

— Я сильнее любого аллигатора. И умнее.

Сидда всхлипнула, сотрясаясь всем телом.

— Ты не можешь сделать это для меня, Коннор. Я…

— Я не хочу ничего делать для тебя, черт возьми!

Он резко отвернулся, как был, голый, шагнул к двери на веранду и остановился, переминаясь с ноги на ногу, почти как боксер. Сидда прислушалась к шлепанью босых ног по полу и на миг залюбовалась его стройным мускулистым сорокапятилетним телом, совершенно не ведающим стыда в своей сосредоточенности и решимости.

Он пронзил ее негодующим взглядом.

— Я не хочу ничего делать. Хочу любить тебя.

Она не нашлась с ответом.

— Слушай, я на пять лет старше тебя и никогда раньше не собирался жениться, уж ты поверь. Воображаешь, мне легко далось твое решение отложить свадьбу? Да с тех пор я болтаюсь на волоске над гребаной пропастью. Я не создан для чистилища, Сидда!

Он открыл дверь и ступил на веранду.

Жуткая строка из католического катехизиса билась в мозгу Сидды: «Чистилище — не ад. Но детские души тем не менее терпят там страдания, потому что им не дано видеть лица Господа».

В тот момент, когда она вышла на веранду, почти полную луну заволокло пухлыми кучевыми облаками. Сидда подошла к Коннору, стоявшему у перил, лицом к воде, и, уронив покрывало, прижалась животом к его спине.

— Не слишком ли я пытаюсь тебя запутать? — прошептала она. Коннор, не шевелясь, продолжал смотреть на озеро, на облака, стремительно закрывавшие луну и тут же пролетавшие мимо, снова открывая светило в его недосягаемой непорочности.

— Не слишком. Как раз в меру, — ответил он наконец, тщательно выбирая слова.

И тогда Сидда обняла его и крепко стиснула, вдыхая значение его слов. Они еще долго стояли так, пока Хьюэлин терпеливо сидела у их ног.

— По-моему, полуночное купание нам не повредит, — неожиданно предложила Сидда.

Они спустились по крутой лестнице на причал, где, обнаженные, скользнули в ледяную воду. Назад они плыли на спине, глядя на луну, сильно отталкиваясь ногами и посылая в воздух целые веера брызг.

А когда вернулись в домик, сна не было ни в одном глазу. Они принялись вытирать друг друга, и Коннор случайно заметил ключик, повешенный Сиддой на окно.

— А что открывает этот ключик? — заинтересовался он.

Сидда, обматывая голову полотенцем, подняла глаза, замерла и слегка подалась вперед, словно слыша далекий слабый зов. Словно очнувшись, она поднялась на цыпочки и сняла ключ. Едва заметная улыбка заиграла на ее лице, и она поспешно прикрыла рот рукой, как ребенок, только что обнаруживший спрятанное сокровище.

Наконец она восторженно рассмеялась.

— Коннор, как насчет бутылки шампанского, таинственным образом появившейся в моем холодильнике за последние двенадцать часов?

— Ну… придется поступиться принципами, — вздохнул он.

Вернувшись с шампанским, он нашел Сидду сидящей в лунном свете. Одной рукой она гладила Хьюэлин, другой — теребила ключ. Размахивая двумя креманками, Коннор вытащил пробку, разлил шампанское и поставил бутылку в набитую льдом банку из-под оливкового масла.

— За что пьем? — спросил он.

— За Лаванду Великолепную! — объявила Сидда, целуя ключик, прежде чем показать Коннору. — Именно это и открывает ключик.

— Лаванда? Что это за история?

— Забавно, что ты спрашиваешь.

— У нас впереди вся ночь, — пояснил он. — И вся жизнь.

— Ладно. У меня чудесное настроение.

— В таком случае, мисс Уокер, — объявил Коннор, кладя ее ноги себе на колени и принимаясь растирать пальцы, — доставьте меня на луну.

Сидда прикрыла глаза, словно вспоминая, медленно поднесла бокал к губам и сделала первый глоток. Еще раз потерла маленький ключик, улыбнулась и начала рассказывать.

— Лаванда Великолепная, гигантская слониха, прибыла в Торнтон в шестьдесят втором, в то лето, когда я перешла в третий класс. Местные застройщики вымостили сотни акров фермерских угодий, чтобы построить «Саутгейт шопинг сентр», первый торговый центр в центральной Луизиане. Торнтон насчитывал приблизительно десять тысяч населения, и когда кто-то открывал новый бизнес, а тем более такую махину, весь город на ушах стоял. В те дни все делали покупки в центре города, особенно в магазинчиках «Кул» [79] Реклама сигарет с ментолом фирмы «Филип Моррис». с эмблемой пингвина и надписью: «Заходите. У нас внутри Кул» [80] Игра слов: cool в переводе — «прохладный» или «крутой» и произносится точно так же. .