Лесли Пирс - Куколка

Бэлль чувствовала, как ей на глаза наворачиваются слезы. Она не была уверена в том, что родная мать испытывает к ней нежные чувства, но в обращении и взглядах Мог сквозила горячая, беззаветная любовь. Бэлль тяжело было обманывать Мог, несмотря на то что у Энни, вероятно, были очень веские причины настаивать на том, чтобы ее дочь солгала.

Внезапно глаза Мог расширились от ужаса.

— Ты видела, что произошло! — воскликнула она и тут же зажала рот рукой. — Господи боже мой! А матушка велела тебе ничего не рассказывать…

— Прекрати, — слабо сопротивлялась Бэлль. Ей так хотелось открыть все Мог, поплакать у нее на плече, пока страхи не рассеются. Но если Энни что-то велит, все обязаны ей повиноваться. — Просто поверь в то, что я спала у себя в комнате.

Мог схватила Бэлль за руки. Ее маленькие, обычно блестящие глаза сейчас были холодными и серьезными.

— Когда врешь об убийстве, ничего хорошего не жди, — произнесла она. — Я завтра же поговорю об этом с Энни, и плевать на то, как она отреагирует. Позволить убийце остаться безнаказанным уже грешно, но любая женщина должна знать, что юной девушке обязательно нужно кому-то излить душу, иначе ее замучают кошмары. Но я понимаю, что ты дала матушке обещание, и не стану сегодня принуждать тебя его нарушать.

Бэлль восприняла это как намек на то, что на сегодня с нее довольно вопросов, и почувствовала одновременно и облегчение, и разочарование. Облегчение — потому что, если бы Мог продолжила расспросы, она бы не выдержала и рассказала ей всю правду, рискуя навлечь на себя гнев Энни. Но в то же время Бэлль испытала и разочарование из-за того, что Мог не решилась пойти против воли Энни — а ей так хотелось поговорить о том, что она увидела.

— А теперь поспи. — Мог подтолкнула Бэлль назад к кровати, натянула одеяло повыше и так плотно его подоткнула, что Бэлль трудно было пошевелиться. — Утро вечера мудренее.

На следующее утро снежный покров стал еще толще — всю ночь не переставая валил снег, скрывая следы, которые оставил убийца. Рано утром тело Милли забрал катафалк, а вскоре после этого прибыли полицейские, чтобы тщательно обыскать комнату девушки.

Энни велела Бэлль не покидать кухню. Она даже не хотела, чтобы девочка поднималась наверх, чтобы убраться, разжечь камины и вылить ночные горшки. Энни ходила мрачнее тучи и говорила со всеми резко. Мог предположила: это потому, что ей пришлось проснуться раньше обычного.

Мог оставалась наверху, то ли потому, что нервничала из-за прихода полиции, то ли потому, что решила приглядывать за остальными девушками — Бэлль сказать не могла. Она слышала, как проституток по очереди вызывали на допрос. Когда Руби, самая юная из девушек, спустилась в кухню, чтобы выпить чашку чая, она рассказала, что полиция расспрашивает о мужчинах, которым особенно нравилась Милли.

— Я рассказала им, что Милли все любили, — с горечью заметила Руби. — Красавицей ее не назовешь: плохая кожа, тусклые волосы. Черт меня побери, если я знаю, почему выбирали такую старуху, как она. Да и с головой у нее было не в порядке!

— Все равно она была хорошей, — сказала Бэлль. — Доброй и веселой.

Руби скорчила рожицу.

— Эта веселость и свидетельствовала о том, что у нее не в порядке с головой. Бордель не место для веселья, скажу я тебе! Легавые целую вечность допрашивали Долли, потому что она вчера не ходила с нами в мюзик-холл. Она ответила, что легла спать — разыгралась мигрень — и ничего не слышала.

Еще ни одна из девушек так долго не разговаривала с Бэлль; Энни не поощряла этих разговоров. Теперь, когда Бэлль выдалась возможность поболтать с Руби, она была решительно настроена выведать побольше о происходящем наверху.

— Странно, что она ничего не слышала, — сказала Бэлль.

— Да Долли любит свою «ханку», что тут непонятного! Когда она находится под ее действием, хоть стадо диких коней по дому проскачет — она не проснется.

— «Ханку»? — переспросила Бэлль.

— Настойку опия, — объяснила Руби, вопросительно глядя на Бэлль, как будто удивляясь ее несообразительности. — Коричневую настойку, которая делает день немного приятнее.

Бэлль слышала о настойке опия, но считала, что доктора прописывают ее людям, страдающим от сильных болей.

— Неужели, когда занимаешься этим с мужчинами, это так больно? — спросила она.

Руби захихикала.

— Ты что, еще никогда этим не занималась?

Бэлль уже собиралась ответить, что, разумеется, нет, но тут на верхней ступени лестницы показалась Энни и велела Руби опять подниматься наверх.

— Я просто хотела выпить чашечку чая, — ответила Руби.

— Будешь пить чай тогда, когда я тебе разрешу, — отрезала Энни. — Ступай наверх. Бэлль, а ты перегладь постельное белье.

Бэлль поставила утюг на печь и разложила на столе толстое одеяло, приготовившись к работе. Но когда она услышала, что полицейские позвали Энни в гостиную, потихоньку прошмыгнула наверх и приоткрыла дверь в коридор, чтобы слышать все, что будут говорить.

Полицейский задал несколько общих вопросов о том, кто живет в борделе, что Энни известно о каждой из девушек, как долго они здесь работают. После этого он перешел к мужчинам-посетителям. Спросил, сами ли они выбирают девушку или Энни находит проститутку для каждого господина.

— Когда мужчина приходит первый раз, он обычно стесняется, поэтому я, как правило, сама выбираю для него девушку, — объяснила Энни. — Но во второй и третий раз они предпочитают зайти в гостиную, выпить, поболтать с девочками. Когда я приглашаю пианиста, они еще и танцуют. И тогда выбирают кого-нибудь из свободных девушек.

— А Милли часто спрашивали? — Этот вопрос задал другой, хриплый голос; до настоящего момента Бэлль полагала, что в комнате с матерью находится только один полицейский.

— О да! Она была самой популярной девушкой, — не колеблясь ответила Энни. — Я бы сказала, что все мои клиенты когда-нибудь ее заказывали. Но я вам уже говорила вчера, что Милли убил не один из постоянных клиентов. Убийцу я никогда раньше не видела.

— Вы не могли бы его описать? — спросил полицейский с хриплым голосом. — И попытайтесь сделать это чуть усерднее, чем вчера, — с сарказмом добавил он.

— Я уже говорила вам, что не принято слишком пристально рассматривать клиента в первый его визит — иначе он больше никогда не придет, — резко произнесла Энни. — Я бы дала ему лет двадцать пять, не больше. Худощавый, хорошо одетый, каштановые волосы, чисто выбрит. Такое впечатление, что он работает в какой-то конторе — воротник-стойка, на голове — котелок.

Бэлль нахмурилась в замешательстве, услышав описание убийцы, которое дала мама — слишком далеко оно было от реальности. Девочка смутно понимала, почему ее мать не хочет, чтобы она рассказала полиции о том, что видела, но теперь у нее складывалось впечатление, что Энни намеренно пускает полицейских по ложному следу, на поиски человека, который абсолютно не похож на настоящего убийцу.