Ирина Гончарова - Счастье взаимной любви

— Ты же в этом ничего не понимаешь…

— Научусь. Во всяком случае, я буду рядом с тобой… Кстати, как у тебя с сексуальными возможностями? Старик Прайд сказал, что твои недомогания не очень мешают… Если взяться за дело с некоторыми фокусами. — Она захихикала. — В общем, если постараться, то подобные процедуры могут пойти тебе на пользу, как он сказал. Как ты смотришь на то, чтобы я постаралась?

Анна выключила трансляцию и вышла из кабинета.

Боковыми лестницами она спустилась вниз и через калитку прошла к океану.

День был жаркий и ослепительный. Волны заливали пологий пляж с равномерностью хронометра.

Анна присела на песок, прислонилась спиной к обломку скалы и бездумно уставилась на горизонт. За ее спиной послышался голос Кейта:

— Не делай никаких глубоких выводов из слов Кэрол. Ее намерения — очередное недолгое увлечение.

Она обернулась.

Кейт сидел в коляске, и было непонятно, как он сумел добраться сюда без чьей-либо помощи.

— Я не делаю никаких выводов.

— Вот и хорошо. Кэрол, как и все мы, переходит в другой возрастной период. Но могу тебя заверить, что она ни в чем не изменится. Ей нужна не моя политическая карьера, не моя победа или поражение, а мишура и суета, чтобы она была на виду. Вот и все. Это не напарник в борьбе. Завтра она забудет про свои намерения.

— Мне все равно, даже если не забудет.

— Тем лучше. Но вы обе убедили меня, что пора возвращаться к жизни. Уж если Кэрол пришла к выводу, что я встану на ноги, то так оно и есть.

— Я тебе говорила это еще полгода назад.

— Да… Но я хочу, чтоб ты знала: в любых ситуациях, как я и говорил тогда, в Москве, ты всегда будешь со мной.

— Ты говорил немного о другом. Но пусть так. Я тебе верю, и незачем это повторять.

Он заколебался.

— Повод есть, Анна, для таких разговоров… Ты полетишь в Россию за дочерью?

— Да, Кейт.

— Будь там поосторожней, — сказал он, и они замолчали, хотя Анна понимала, что Кейт хотел еще что-то сказать, и она, кажется, знала, что именно.

— Я вернусь.

— Да, конечно… На всякий случай не забывай, что в Москве у Джима Лоренса недавно начал работать филиал фирмы. И если…

— Я помню, Кейт.

Он достал из футляра бинокль, повертел его в руках, но всматриваться в горизонт не стал, спросил негромко:

— Ты помнишь тот день, когда ты улетала в Америку? То, что происходило тогда, и что я сказал…

— Да… Я все помню.

Милиционер распахнул перед Аней тугие двери, улыбнулся, и она вышла наружу, не ответив на прощальный жест охранника.

Минут через пять Аня обнаружила, что медленно идет по тротуару. «Что же, собственно говоря, происходит в данный момент?» — думала она. Август месяц. Солнечно и тепло. 1991 год. Она в джинсах, кроссовках и тоненьком свитерке. В карманах справки, которые позволяют ей идти, куда хочешь, и делать, что пожелаешь. Делать абсолютно все, но с оглядкой на ближайшего милиционера, как сказал один «мудрец».

Аня остановилась и оглянулась. Как и ожидала, увидела в тридцати шагах от себя светлую «волгу», прижавшуюся к бровке тротуара. Она присмотрелась к номеру машины, но из-за руля уже выскочил могучий атлет, широко улыбнулся, громко захохотал и спросил:

— Ну, каковы ощущения в первые минуты свободы?

Она улыбнулась в ответ и пожала плечами.

— Надеюсь, тебе больше никого не захочется убивать, а то какого же черта мы тебя два года с лишком лечили?

— Не захочется, Василий Федорович.

— Отлично! Садись в машину, — кивнул он. — Ты, кажется, на Курский вокзал хотела, домой, в Электросталь?

— Нет… Просто пройтись хочу.

— Все равно садись. Закончим чтение нашей общей страницы жизни.

Она послушно уселась в автомобиль, а он — за руль. Потом покосился и спросил осторожно:

— Надеюсь, мы без обид расстаемся?

— Что вы, Василий Федорович! Вы столько для меня сделали!

— Ну, кто для кого сколько сделал, это еще надо посчитать. — Неизвестно откуда он вытащил вдруг пухлый конверт и положил его ей на колени. — Это тебе довольствие на первые дни. Примоднишься и на витамины хватит. Не возражай. Теперь два совета. Первый — профессиональный. Повторяю, я не врал, когда говорил официально, что ты психически совершенно здорова. Ничего не бойся, живи на полную катушку. Второй — бытовой. Было бы неплохо, если б ты сменила климат. Укати куда-нибудь подальше, если есть куда. — Он обнял ее за плечи своей лапищей и вдруг захохотал. — Силы небесные, ну что я без тебя буду делать среди своих психов, особенно в ночные дежурства! Даже по-английски ни с кем не поговоришь, не говоря про остальное!

Аня тихо засмеялась, не отодвигаясь от него.

— Следующее, Анюта. По закону тебе положено встать на учет в диспансере по месту жительства…

— Плевала я на это, — спокойно ответила Аня.

— Э! На закон не плюют! Встать ты обязана…

— Не буду. У меня спрятан паспорт, новый по этим справкам получать не надо.

Он загоготал одобрительно.

— Во, молодец! Я так и чувствовал, что ни под каким гипнозом ты до конца всей правды о себе не говорила! Тогда эта проблема снимается… Но мы все равно расстаемся. В том смысле, Аня, что больше ничем я тебе помочь не смогу. Сама понимаешь, семья, дети, психи мои в палатах… Ну, если уж совсем прижмет, что хоть в петлю, тогда звони. О, Господи, хоть назад тебя затаскивай! Надеюсь, больше на криминале не попадешься?

Аня подумала и сказала:

— А вы поищите завтра в Бутырках, может, я уже там.

Он, как всегда, залился смехом.

— Все, Анна! Раз к тебе чувство юмора вернулось, значит, ты окончательно выздоровела! Ну… Лети, ласточка, дыши воздухом свободы.

Она повернулась, обняла его за шею и поцеловала. Потом молча вышла из машины, зная, что больше друг друга они никогда не увидят. Каждый заплатил другому полную ставку — без торговли и обид. Теперь надо было забыть его как можно скорее, забыть два бесконечных года, которые, может быть, и не были ужасными, но прошли как в сумеречном, тягучем сне. Забыть.

Солнце пригревало плечи и голову. Никаких больших перемен в столице Аня не замечала. Разве что появились многочисленные ларьки на улицах.

Она ускорила шаг и через час нажала на звонок у знакомой двери, она тут же распахнулась, и Алка-врушка, верная подружка, с визгом бросилась ей на шею.

— Ты куда же пропала?! Я как дура третий день дома сижу, никуда не выхожу, а тебя все нет и нет! Но удачно пришла! Мой Юрасик ушел на какое-то партийное собрание, собирается выдвигать свою кандидатуру в президенты! Не на этот срок, конечно, а с дальним прицелом! Регби его кончилось, и он решил делать политическую карьеру!

Похоже, началось. Не успели встретиться, как пошла информация сомнительного свойства.

— Анька! А ты прекрасно выглядишь! Честное слово! Знаешь что? Мы тебя на американце женим! Понимаешь, у меня нарисовался родственник в Америке, дядя Гигечкори! Жуткий миллионер, и, главное, никаких близких родственников у него нет! Наследством-то каким пахнет! Он на днях приедет, и мы поговорим о тебе!