Ольга Лазорева - Возвращение русской гейши

Но господин Оониси не обратил на эту реплику никакого внимания.

— О! Я уже вижу несколько сюжетов! — громко сказал он. — Ты помнишь великое произведение великого Кавабаты Ясунари «Замок спящих красавиц»? — спросит он, повернувшись к господину Кобаяси.

— Конечно, — ответил тот. — Но на русский его не переводили, — добавил он, обратившись ко мне.

— Может, нашу очаровательную модель поместить рядом с дряхлым стариком? — продолжил господин Оониси. — Представляешь этот контраст?

— Удачная мысль, Рока! — тут же оживился господин Кобаяси. — Только где ты сейчас возьмешь такого старика?

— Может, мне кто-нибудь объяснит? — встряла я.

— Замок спящих красавиц, — быстро начал говорить на русском господин Кобаяси, — это замок, в который могут прийти очень старые мужчины. Он населен прекрасными и юными девственницами. Их усыпляют до прихода клиента и раздевают донага. И старик может спать рядом с ними, прижимаясь к нежным телам, разглядывая их, но ему категорически запрещается делать что-нибудь недостойное.

«Хорошенькие фантазии у японских мужчин!» — подумала я.

Но после лекций Сайюри меня уже сложно было удивить.

— Таня, ты согласилась бы позировать обнаженной? — поинтересовался господин Оониси.

Я молча кивнула и увидела, как в его глазах загорелся фанатичный блеск. Он взял фотоаппарат с длинным и большим объективом и сделал несколько снимков.

— Такое лицо должно быть очень фотогенично, — бормотал он, меняя ракурс и вновь снимая.

— Ну, все! — вздохнул господин Кобаяси. — Понесло! Сейчас его не остановишь.

Господин Оониси спокойно скинул кимоно прямо на пол и, оставшись в одних джинсах, вновь уцепился за фотоаппарат.

— Отец моего садовника уже несколько раз позировал мне, — бормотал господин Оониси, продолжая фотографировать. — Ему больше девяноста. Надо бы его пригласить.

Он отошел от меня и кинулся к телефону в конце помещения. Через полчаса явился низенький старый японец с прилизанными седыми волосами, похожими на длинный серый мох, и с готовностью уставился на господина Оониси. Тот объяснил, что от него требуется. Старик невозмутимо разделся догола и опустился на невысокий подиум, застеленный яркими циновками.

Съемки длились больше четырех часов. Когда мы распрощались с господином Оониси, я чувствовала сильную усталость. Причем не столько физическую, сколько какое-то внутреннее опустошение. Словно из меня все соки высосали. Мелькнула мысль, что смысл «Замка спящих красавиц», возможно, намного глубже, чем просто желание стариков спрятать свой стыд из-за того, что они спят с молодыми красавицами. Так мне объяснил господин Кобаяси.

«Они просто подсасываются к молодой энергетике, как самые настоящие вампиры, только и всего, — решила я. — И этим, без сомнения, продлевают себе жизнь».

— Ты что-то побледнела, Танюша, — заботливо заметил господин Кобаяси, когда мы зашли в кафе перекусить.

— Устала, — тихо ответила я.

— А я хотел сводить тебя в Рёандзи.

— А что это? — равнодушно спросила я, поедая вкусные горячие пирожки со сладкой бобовой начинкой.

— Храм Покоящегося Дракона, — сказал господин Кобаяси. — Именно в этом монастыре находится знаменитый сухой сад.

— Сухой? — переспросила я, отпивая чай.

— Сад камней, — пояснил он. — Но если тебе неинтересно, то можем его не посещать.

— Почему же? Если это такой знаменитый сад! Но, к моему стыду, я ничего про него не слышала, — ответила я.

Мы вышли из кафе и направились в сторону видневшихся в конце улицы пологих зеленых холмов. Довольно скоро мы оказались у входа в монастырь. Господин Кобаяси купил входные билеты, к которым прилагались какие-то листочки. Один из них он подал мне.

— Основные постулаты дзэн, — коротко сказал он. — Их предлагают всем приходящим в этот храм. Может, тебе интересно?

Я взяла листочек и погрузилась в чтение. Вот что на нем было написано:

«Дзэн — это религия без бога и Будды.

Дзэн — это религия, в которой нет особого объекта поклонения.

Дзэн — это религия, исповедуя которую человек обращен сам к себе.

Дзэн — это религия глубокого познания собственной сущности.

Дзэн — это религия, которая ищет путь к просветлению, а именно «путь к собственному сердцу».

Дзэн — это религия, в которой главное — «ничто», состояние «не-я» и бесстрастная созерцательность.

Дзэн — это религия, исповедуя которую говорят: «Я знаю лишь необходимое».

Дзэн — это религия, исповедуя которую считают: «Любое место — не что иное, как страна Лотоса, любой человек может стать Буддой».

Дзэн — это религия, в которой стать кем-то — это значит перестать им быть. Умереть — значит перестать быть тем, кем был.

Основа дзэн — в отказе от жизни.

Смерть в дзэн — это переход в другую форму существования».

Мы отправились на территорию монастыря. Рёандзи был окружен большим садом. Меня удивил его неухоженный вид. Но в этих диких зарослях была своя прелесть. Возле храма тускло блестел пруд Кёёти, заросший лотосами. Мы пошли мимо него по мощенной каменными плитами дорожке. И скоро оказались возле каменной лестницы, которая привела нас к жилищу настоятеля. Я увидела, что посетители снимают обувь, и тоже скинула свои босоножки, с удовольствием ощутив босыми ступнями шершавую прохладу камней. Я подождала, пока господин Кобаяси снимет туфли. Потом мы вышли на опоясывающую здание веранду. Я оперлась на деревянные перила. Передо мной расстилалось небольшое пространство, ограниченное невысокой светлой стеной с какими-то разводами, напомнившими мне дождевые подтеки. Строгий прямоугольник, очерченный этой стеной, был засыпан мелкой беловатой галькой, разровненной какой-то машиной. Я почему-то подумала, что так разравнивают землю на пограничной полосе. Видела в каком-то фильме такие же ровные рядочки. Здесь рядочки шли вдоль всего прямоугольника. Его меньшие края оканчивались узкими поперечными полосами.

С нашей стороны, то есть со стороны зрителя, прямоугольник был отделен узкой глубокой канавкой, засыпанной более крупной голубовато-серой галькой, напоминающей обычную щебенку. По поверхности прямоугольника расположились группы камней разного размера и формы. Самый большой был где-то в половину моего роста. Эти группы были обсыпаны по гальке более темной землей или песком. С моего места было плохо понятно. И эти более темные округлые участки, в свою очередь, обводились узкими кругами разровненной гальки, словно эти камни упали на воду и по ней пошли круги и так и застыли навечно.

Я непонимающе смотрела на эту картину. Господин Кобаяси молча стоял рядом.

— Это и есть тот самый сад камней, — тихо проговорил он после очень долгой паузы.