Екатерина Вересова - Терпкое вино любви

— Но Любаня обязательно вернет вам долг, — сказала Ольга, — рано или поздно…

— А мне поздно не надо, — вдруг недобро прищурилась Рая, — мне надо сейчас, вот вынь да положь! А то не видать вам ваших брюликов, как своих ушей!

— А если мы в милицию заявим, — не сдавалась Ольга, — у вас все равно заберут колье!

— А мне что, я все на Любку валить буду! — Рая хрипло и глумливо расхохоталась.

— Вот видите, вот видите! — пропищала Любаня и снова залилась слезами.

Но тут в разговор вмешался Аркадий.

— Никакой милиции не будет, — усталым голосом сказал он. — Сколько тебе надо, тетя, за это колье? Я плачу. Пошли…

Аркаша заплатил за Любаню долг и взял с нее слово, что она скопит и вернет. А Ольга получила из рук в руки медную, обитую бархатом коробочку, в которой — она заглянула, чтобы удостовериться, — лежало бабушкино бриллиантовое колье. С боем, но она получила его обратно!

— Покажи хоть, что за игрушка… — пробубнил Аркадий, когда они вышли на улицу.

Ольга открыла коробочку. Даже при слабом свете уличных фонарей колье переливалось всеми цветами радуги.

— Вот это да… — присвистнул Аркадий и с уважением посмотрел на Ольгу. — Неужели восемнадцатый век? Такое бы баксов на семьсот, а то и на штуку потянуло. А если с аукциона, то и на пару штук… Коллекционная вещь… А тут еще что-то на обороте написано не по-нашему. Наверное, как это у них принято, имя мастера…

Ольга не стала рассказывать Аркаше, что именно написано на оборотной стороне ее бриллиантовой бабочки. Она с упоением вдыхала синий вечерний воздух и думала: «Вот если бы самой стать бабочкой… И полететь прямо через моря и горы, низко-низко над лесами и речками… Куда? Ну, конечно же, во Францию…»

Мишель, как обычно, выехал верхом на утреннюю прогулку до замка, прозванного местными жителями «На семи ветрах». Трубадур был в прекрасной форме и нес его размеренным, легким галопом. Этот белый конь с длинными и тонкими ногами был отличный бегун. Трубадура Мишель получил в подарок от деда еще на первом курсе, в честь поступления в Высшую политехническую школу. Слава Богу, было где содержать скакуна. Семья Клемент жила на окраине Парижа в респектабельном районе в большом двухэтажном особняке с многочисленными пристройками и гаражами. Стены и даже крыша белокаменного дома были густо увиты декоративным виноградом. Перед фасадом мама Мишеля, Эдит (родители назвали ее в честь Эдит Пиаф), разбила большой и пышный цветник и каждое лето заботливо ухаживала за ним. Июньские цветы отцветали, им на смену приходили июльские, потом — августовские, и наконец наступала прощальная и яркая пора пушистых георгинов, астр и хризантем…

Отец Мишеля, Жюльен Клемент, в свое время носил распущенные до пояса русые волосы и пел в рок-ансамбле, одном из многих, которые расплодились по всей Франции в пору ошеломительной популярности «Битлз». Впрочем, денег ему это занятие не приносило, да он и не нуждался в них, будучи обеспеченным сыном богатых родителей. С Эдит Ольман они познакомились на улице. Оба носили рваные джинсы, баловались «травкой» и распевали хипповские гимны. Быстро разочаровавшись в свободной любви, они поженились тайком от родителей и отправились в долгое путешествие по миру. С юности они отвергали законы, по которым жила богатая прослойка общества, и воспитали в том же духе сына. Разумеется, их протест не принимал болезненные формы — просто жили так, как им нравится. Они поддержали Мишеля, когда он выбрал для учебы демократичную Парижскую Политехническую школу вместо обычных для юношей его круга престижных Кембриджа или Гарварда. Мальчик волен в своем выборе. Значит, его интересует техника, а кроме того, он не хочет расставаться с Парижем. Это говорит лишь о его хорошем вкусе. Отец Мишеля уже в тридцатилетнем возрасте закончил факультет высшей математики в Сорбонне. Мама три года посещала занятия в одной из частных парижских художественных студий. Ее яркие полотна украшали оба этажа их особнячка.

Больше всего ей нравилось писать размытые натюрморты, составленные, например, из использованных банок из-под пива, смятых целлофановых пакетов или пустых бутылок различной формы.

— Единственное, что ты еще не изобразила на своих картинах, это использованные презервативы, — подшучивал над ней муж, на что она невозмутимо отвечала:

— Не люблю работать на злобу дня… Или ты хочешь, чтобы я влилась в ряды борющихся против СПИДа?

Мишелю с такими «мировыми предками» было легко жить в большой дружбе. Он почти ничего от них не скрывал, особенно от мамы. Худенькая, с такими же, как у Мишеля, темными вьющимися волосами, она выглядела почти как его ровесница.

Сегодня Мишель решил, что пришло время рассказать ей об Ольге. Он уже упоминал в разговоре о своей новой знакомой — русской студентке. И даже показал слайд, где Ольга прижимает к груди букет колокольчиков.

— Удивительное лицо, — сказала тогда мама. — У французских женщин не бывает таких тонких правильных черт. Она была бы похожа на какую-нибудь православную Богоматерь… если бы не этот жгучий взгляд.

Мишель доскакал до замка — готического, темного, с остроконечными башенками и густо зарешеченными арочными окнами. Там он развернулся, и Трубадур понес его обратно к перелеску, за которым начинались поля виноградников, а оттуда было уже совсем близко до их особняка.

Дома он принял душ, переоделся в свежую футболку, натянул шорты и спустился на первый этаж. Мама уже устроилась на кухне, чтобы позавтракать (как принято у французов, они завтракали два раза). Отец после первого завтрака уехал читать лекции, и теперь Мишель мог спокойно, без вечных отцовских шуточек и шпилек, поговорить с мамой. Он любил эти неторопливые разговоры за утренней едой и только сейчас, на каникулах, мог позволить себе такую роскошь — сидеть с утра, развалившись, на кухне и беседовать с мамой. Кухня была просторная и разделенная на две части плотной соломенной циновкой, увешанной всякими художественными изысками: декоративными снопиками из льна, гроздьями лука и чеснока, красиво засохшими плетьми хмеля… В одной части располагалась плита и прилегающие к ней длинные кухонные столы, микроволновая печь, две раковины, два больших холодильника, деревянные шкафы с посудой, а также полки, уставленные разной медной утварью. Все было начищено до блеска. Уборщица, которая приходила в их дом два раза в неделю, была женщиной старательной. Другая часть кухни представляла собой столовую. Вокруг большого овального стола орехового дерева стояли такие же ореховые стулья. С помощью сервировочного столика на колесиках готовые блюда переправлялись в столовую, а иногда и в гостиную. Сегодня мама приготовила японский омлет с зеленым луком и поджарила хрустящие тосты. Кроме того, на стол была подана ветчина, сыр и фрукты. После свежего воздуха Мишель с удовольствием набросился на еду. Мама отправилась за циновку варить кофе. Она делала настоящий восточный кофе, разогревая его в специальном ящике с раскаленным песком. Когда она внесла две дымящиеся китайские чашки с кофе, Мишель уже закончил завтрак.