Екатерина Вересова - Терпкое вино любви

До чего она докатилась… Однако она прекрасно видела, какое действие производят на Аркадия ее слова, а главное — тон. К сожалению, по-другому он не понимал. У него в жизни все было просто, по законам двора. Если ты не возьмешь за горло, то возьмут тебя. Иначе не выживешь. Ольга это знала.

— Ну, я пойду… — сказал Аркадий и направился к двери.

— Фотографии выложи на стол, — сказала Ольга. — Я уберу их обратно в сервант. Когда вызволишь колье, отдам вместе с негативами. На память.

Аркадий послушно достал из кармана рубашки конверт и положил его на стол.

— И еще. Я, пожалуй, поеду с тобой в это общежитие. Когда соберешься ехать, зайди за мной. Спокойной ночи, юный Ромео, — и Ольга с грохотом закрыла за ним дверь.

Она вернулась в комнату и без сил повалилась на диван. Ей хотелось выть от отчаяния. В какое дерьмо приходится ей влезать! Видела бы покойная бабушка, как ее внучка-отличница, любительница классической музыки и стихов Пастернака, выступает в грязной роли шантажистки! Почему-то, когда не стало бабушки, она сразу же окунулась в самые зловонные канавы, какие только могут встретиться на обочинах жизни! Ольга вдруг вспомнила, что лежит на том самом диване, на котором Аркадий развлекался со своей девицей. Она в ужасе вскочила, побежала в ванную, налила в таз теплой воды и принялась влажной губкой с мылом оттирать синюю обивку. Она долго терла ее, меняла воду, снова терла, пока не заплакала… Снова с острой горечью она ощутила потерю любимой бабушки. Она почувствовала себя страшно одинокой — одинокой и жалкой.

«Если бы рядом был Мишель! — думала она. — Все было бы по-другому!»

Перед сном, долго лежа в постели с открытыми глазами, она считала дни, прошедшие со дня ее отъезда из Парижа. У нее получалась неделя. Интересно, а сколько дней может идти письмо из Франции в Советский Союз?

Ехать в общежитие они собрались только к вечеру, так было больше шансов застать эту девицу на месте. Ольга была настроена решительно. Ей казалось, что она готова придушить воровку прямо на месте. Но когда они подошли к обветшалому зданию общежития, Ольге вдруг стало жаль всех его обитателей. «Неужели в такой развалюхе можно жить?», — с ужасом подумала она. Каменный пятиэтажный дом постройки начала века, вряд ли когда-нибудь знавший капитальный ремонт, выглядел старой, ненужной уже никому вещью, которой пользовались долгие годы, а потом выбросили на помойку. Краска на стенах почти не сохранилась, невозможно было определить первоначальный цвет здания. По всему фасаду ветвились многочисленные глубокие трещины, а один из просторных балконов на втором этаже попросту отсутствовал. У входа дежурила полусонная вахтерша, которая не обратила на них никакого внимания.

— Ты не знаешь даже, на каком этаже ее комната? — возмутилась Ольга.

— Кажется, на первом. Она что-то рассказывала про маньяка-эксгибициониста, который шляется прямо у них под окнами, — ответил Аркаша.

Им предстояло обследовать два коридора — тот, что вел направо, и тот, что вел налево. Они решили начать с правого. Прошли весь коридор и не встретили ни одной живой души. Наконец-то, в самом конце, проходя мимо общей умывальной комнаты, они услышали плеск воды и звонкие девичьи голоса. Ольга никогда не слышала, чтобы женщины так смачно и со вкусом матерились. Они с Аркадием немного подождали, и вскоре из умывальной комнаты вышли две девицы в коротких ситцевых халатиках и с вафельными полотенцами через плечо.

— Извините, девушки, — с легким налетом похабности в голосе обратился к ним Аркаша. — Вы нам не подскажете, в какой комнате живет Любаня?

Девицы обернулись и уже хотели кокетливо захихикать, как вдруг заметили рядом с Аркадием Ольгу. Лица их сразу же поменяли выражение.

— А к Любане сейчас пришли, — слегка разочарованно сказала одна из них, — она вам все равно не откроет…

— А мы подождем, — сказал Аркадий. — Вы нам только скажите, в какой она комнате.

— В двадцать девятой, — нехотя сообщила другая, и обе зашагали по коридору.

— Пойдем в курилку? — предложил Аркадий, но Ольга протестующе покачала головой.

— Что-то мне не очень хочется здесь торчать. Давай лучше сразу. Я лично не вижу причин церемониться с человеком, который меня обокрал. Она-то не церемонилась ни с тобой, ни со мной. Она же знала, что ты из-за нее влипнешь — знала. И все-таки стащила колье…

Аркаша вздохнул и печально поморщил нос.

— Ну ладно, пошли.

Решили, что заходить в комнату будет один Аркадий. А Ольга на всякий случай встанет возле двери в коридоре. При необходимости она сориентируется.

Аркадий громко и требовательно постучал. Из комнаты не доносилось ни звука.

— Любаня, открой! — сурово произнес Аркаша. — Это я, Аркан. Не откроешь — дверь сломаю. Я знаю, что ты дома, — он снова заколотил по двери.

В комнате послышались возня и свистящий шепот. Затем щелкнул замок, и дверь распахнулась. На пороге комнаты стоял невысокий, плотный мужчина лет тридцати пяти. Красное лицо его было испещрено какими-то буграми и рябинками, как будто он переболел оспой.

— Какие-то проблемы? — мрачно осведомился он у Аркадия.

Ольга сразу заметила, как Аркаша весь сжался и опустил глаза в пол.

— Мы ехали сюда через весь город, — отозвалась она, решив выручить Аркадия. — И нам очень нужно поговорить с Любой.

— Вообще-то, я не тебя спрашивал, — сказал рябой, умудряясь даже при своем маленьком росте смотреть на Ольгу свысока.

Аркадий поднял голову, поняв, что ему не отвертеться.

— Ладно, пойдем, что ли, выйдем… — предложил он рябому, и тот, как был в майке, последовал за ним к выходу. Уходя, Аркаша кивнул Ольге на дверь, — мол, попробуй выяснить все сама.

Из комнаты уже вышла в халатике на голое тело невозмутимая Любаня. Это была девушка лет восемнадцати, пухленькая, с вытравленными под блондинку волосами и совершенно пунцовыми, то ли от помады, то ли от поцелуев, кукольными губами. Вроде бы в лице ее не было ничего некрасивого, и все же присутствовала какая-то странная, неуловимая ущербность. Или в линии остренького носа, или во взгляде синих, щедро накрашенных глаз. Весь ее вид выражал непреклонное: «Ну, и что еще ты мне скажешь?»

— Ну, здравствуй, Люба, — сказала Ольга таким голосом, как будто они с ней давно мечтали увидеться и, наконец, встретились. — Может, разрешишь мне пройти?

— Проходи, — Любаня скривилась и отвернулась.

Ольга решительно прошла в комнату и села на свободный стул. Оглядела нехитрый общежитский уют: три пружинных кровати с тумбочками, покрытый клетчатой клеенкой стол, трехстворчатый шкаф для одежды и штук пять стульев. Сквозь дыры в желтых занавесках веселыми «зайчиками» пробивалось закатное солнце. На столе стояла маленькая электрическая плитка. Ольга сразу вспомнила про керосинку, которая украшала их с Левиным пристанище в старом районе.