Чарльз Эллингворт - Тихая ночь

Жером опять пожал плечами.

— У нас у всех есть слабости.

— А у тебя?

— Деньги. У меня их нет. В отличие от тебя. Еще образование. Я никогда не учился в университете. Мои родители не могли платить за обучение.

— Тебе не нужно учиться в университете.

— Да, легко тебе говорить. — В голосе Жерома прозвучало раздражение. — Я ходил в школу иезуитов. Это было детство, полное ужаса, — телесные наказания и геенна огненная. Как тебе такое?

— А сейчас?

— Конечно, я в это не верю. — Жером все еще был раздражен. — Большую часть времени. Не верю. По крайней мере, когда просыпаюсь, не верю. Во сне ко мне иногда приходят кошмары. Чувство вины всегда со мной. Ты бы с этим справилась? Если бы была уверена, что Бога нет? Стоит ли быть атеистом, если все равно чувствуешь себя плохо? Ночные кошмары и безграничное чувство вины не отпускают тебя ни на минуту.

Жером внезапно рассмеялся каким-то горьким смехом. Мими повернулась к нему. Она не ожидала, что ее вопрос заденет его за живое. Холодный, трезвый рационалист исчез, перед ней появился новый персонаж. Мими легла на подушку рядом с Жеромом и стала молча наблюдать за ним. Его губы продолжали двигаться, как в тот день, когда она пригласила его на ужин. Мими все больше погружалась в него, в его внутреннюю красоту.

— Ты никогда не рассказывал о своих снах.

— Да, я иногда вижу сны. Не очень часто, но бывает. Особенно когда наступает тьма.

Его слова прозвучали как откровение. Мими погладила его густые волосы.

— Тьма?

— Я так называю это состояние. Большую часть времени все в порядке, а потом вдруг наступают моменты, когда я ничего не могу. Кажется, что несешь непосильную ношу, а на тебе кольчуга. Так обычно начинаются мои сны.

— А сейчас?

— Нет. Обычно это происходит на Рождество, поэтому я его не люблю и боюсь. Теперь все нормально, не волнуйся, но может случиться, что и тебе придется испытать это со мной.

Его неожиданное признание тронуло Мими до глубины души. Его ум, его неиссякаемая энергия, его уверенность в себе привлекали ее с начала знакомства, но его уязвимость, ранимость пробудили в ней поистине материнские чувства, желание опекать и защищать.

Мими припала к его пухлым губам. Нежная рука Жерома ласкала ее грудь, сосок, который стал упругим в ответ на прикосновения, и уже знакомая волна возбуждения пробежала по ее телу.

Для Жерома отношения с Мими стали открытием. Аристократизм ее манер восхищал и завораживал. Жером с удовольствием наблюдал за тем, как она управляет фермой. На людях они соблюдали дистанцию: графиня и пленный француз обменивались дружескими приветствиями и не более того. Небольшие дискуссии разгорались за ленчем, который в основном состоял из сыра и хлеба. Мими умела быть требовательной и одновременно вежливой и благодарной. Весь свой нехитрый скарб — одеяла, книги, продукты, одежду — она делила с пленными, всегда отдавая им лучшее. Мими не была красавицей, но не страдала от недостатка мужского внимания. Но это было днем, а ночью ее страстность удивляла и волновала Жерома. Его поражал контраст между внешней холодностью и богатым внутренним миром, который состоял из прочитанных книг, увиденных полотен, прослушанных музыкальных произведений. Мими была скорее наблюдателем, чем созидателем, и признание этого факта вынудило ее занять оборонительную позицию. Жерому, с одной стороны, нравилась ее беззащитность, а с другой, раздражала. В общем, для обоих эта связь стала путешествием в мир неизведанного.

Приближавшееся Рождество открыло дверь для прошлого, для воспоминаний, предусмотрительно отправленных в закоулки души. Чувство вины поселилось в их воспаленном сознании. Не в силах противостоять, они закрыли калитку, ведущую в тайный сад их любви, и предпочли тишину. Мими не переставала думать о Максе, с которым не виделась со дня встречи в Бреслау. Он был всего в двадцати километрах от нее, но все это время Мими старалась занять себя работой на ферме. Она боялась города с его магазинами и кафе, с оживленными улицами и площадями. Мими ссылалась на нехватку бензина, присутствие военных в городе, на что угодно, но основная причина заключалась в Максе. Она знала, что если поедет в город, то непременно начнет искать его, а если найдет, то ей придется объяснять, почему она не уехала из Силезии. Однако рождественские праздники диктуют свои правила, и Мими сдалась.

Однажды морозным днем Реммер выкатил из сарая старое фамильное ландо, которое пылилось там со дня свадьбы Эрика и Мими. Кожаные сиденья были измазаны птичьим пометом и скрипели так, что, казалось, вот-вот лопнут. Вместо крепкого скакуна Реммер запряг несчастного пони, который еле-еле переставлял ноги, и занял место кучера.

Закутавшись в одеяла, Мими отправилась в город. Они ехали по занесенной снегом боковой дороге, которая шла параллельно главному шоссе, уходящему в западную часть страны.

На подъезде к городу боковая дорога резко обрывалась, и Реммеру пришлось занять место за грузовиками и повозками, в которых как сельди в бочках теснились солдаты. Сигаретный дым и выхлопной газ работающих двигателей сливались, образуя серую завесу и нагоняя невероятную тоску. Они медленно въехали в город и увидели военных жандармов, которые останавливали проезжающие машины. Суровый взгляд исподлобья, резкие выкрики сопровождали медленное движение колонн. Мими догадалась, что проверяли в основном автомобили, покидающие город. Искали дезертиров. На телеграфном столбе качался труп. Почерневшие ноги, неестественно изогнутая шея, темная борода, покрытая снегом…

Мими не могла поверить глазам. Она не узнавала парки и сады, роскошные виллы и дома. Повсюду были траншеи и колючая проволока. Кое-где толпились пленные в полосатых арестантских одеждах, некоторые сидели на промерзшей земле под пристальным наблюдением сторожевых псов.

В этот солнечный морозный день город как будто снял с себя прикрывавшую его вуаль. Нависшая угроза бомбардировок заставила жителей спешно покинуть свои дома. Старый город потерял свой блеск, разноцветные прежде витрины магазинов были пусты. По улицам двигались груженые повозки, толпы небритых, грязных людей. Повсюду царил хаос.

Сердце города — рыночная площадь стала черно-белой, некогда лиловые и розовые фасады домов облупились, обнажая деревянные срубы, и только часы на башне по-прежнему отсчитывали время. Повсюду была зенитная артиллерия, мешки с песком, палатки, повозки, амуниция.

Мими попросила остановиться возле любимого кафе, и не только потому, что оно было расположено прямо напротив книжного магазина, но и потому, что его владельцем был герр Райнхарт. Хорошо поставленным, «оперным» голосом он, бывало, зазывал посетителей, которые нервно поглядывали друг на друга, опасаясь, как бы кто-нибудь не донес на них в гестапо.