Чарльз Буковски - Стихи в последнюю ночь Земли

Charles Bukowski

The Last Night of the Earth Poems

© 1992 by Charles Bukowski

© Немцов М., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Автор хотел бы поблагодарить редакторов тех периодических изданий, где были впервые напечатаны некоторые стихи, вошедшие в эту книгу.

мои запястья – реки

пальцы мои – слова

пробка

эта Портовая трасса на юг через центр

города – то есть, там иногда становится просто

невообразимо

в прошлую пятницу вечером я сидел там

без движенья за стеной красных тормозных огней,

даже на первой передаче никто не дернется

а тучи выхлопов

серили вечерний воздух, двигатели пере-

греты

и висела вонь сгоравшего

где-то

сцепления —

вроде как воняло откуда-то спереди —

с того долгого медленного подъема трассы, где

машины с трудом переключались

с первой на нейтралку

вновь и вновь

а с нейтралки обратно

на первую.

по радио я выслушал новости

того дня

минимум раз 6, я

стал подкован в международных

событиях.

остальные станции крутили

жидкую, хворую музыку.

классические станции отказывались ловиться

ясно

а если и ловились

то гнали все ту же плесень дежурных и

утомительных номеров.

я выключил радио.

странное завихрение началось у меня в

голове – закручивалось во лбу, по часовой

стрелке, проходило за уши и вокруг к

затылку, затем снова ко лбу

и опять

по кругу.

мне стало любопытно, так ли бывает

когда сходишь

с ума?

я подумал, не выйти ли из машины.

стоял я на так называемой скоростной

полосе.

вот у меня перед глазами – я сам

вышедший из машины

опираюсь на шоссейный отбойник,

сложив руки.

затем я б осел на

корточки и опустил голову между

колен.

я остался в машине, прикусил язык, снова

включил радио, повелел завихрению

остановиться

и подумал: интересно, приходится ли остальным

так же бороться со

своими порывами,

как мне?

тут машина впереди

СДВИНУЛАСЬ

на фут, 2 фута, 3 фута!

я переключился на первую…

произошло ДВИЖЕНИЕ!

затем вновь оказался на нейтралке

НО

мы сдвинулись на 7 или

десять футов.

международные новости завелись в

7-й раз,

все по-прежнему сплошь паршиво

но все мы слушали,

а значит и это нам по плечу

раз мы знали

что нет ничего хуже, чем

пялиться

во все ту же номерную табличку

на все ту же тупую башку, торчащую

над подголовником сиденья

в машине впереди

а время рассасывалось

а стрелка температуры заваливалась

все дальше вправо

пока стрелка топлива валилась

все дальше влево

и нам было интересно

у кого же это сцепление

выгорает?

мы были словно какой-то бесконечный, вечный

окончательный динозавр

вяло ползущий куда-то домой,

не понять как, может

быть

подыхать.

два крутых

в Городском колледже Лос-Анджелеса было два крутых, я

и Джед

Эндерсон.

Эндерсон был одним из лучших защитников в

истории школы, и впрямь гроза отрыва

когда мяч к нему попадал.

я был довольно крепок физически но на спорт смотрел

как на игры для уродов.

считал что игра покруче – перечить тем

кто пытался учить

нас.

в общем, мы с Джедом были двумя светилами

студгородка, он громоздил один на другой свои рывки на

60, 70 и 80

ярдов в вечерних матчах

а днем

дремал за партой

я же выдумывал то, чего не знал

а то, что знал

было так гнусно

что многим преподам приходилось

плясать под ту дуду.

и вот в один прекрасный день

мы с Джедом

наконец встретились.

произошло это в забегаловке с музыкальным автоматом

напротив студгородка и

он сидел там со своими

дружками

а я сидел со

своими.

«давай! давай! поговори с ним!» —

подзуживали меня

кореша.

я ответил: «нахуй этого

качка. за мной —

Ницше, пускай он сам

сюда идет!»

в конце концов Джед поднялся купить

курева в

автомате и один из моих

друзей спросил:

«ты что, боишься этого

чувака?»

я встал и подошел сзади

к Джеду, когда тот лез в

машину

за своей пачкой.

«здоро́во, Джед», – сказал

я.

он обернулся: «здорово,

Хэнк».

потом залез в

задний карман,

вытащил пинту

виски, протянул

мне.

я крепко хлебнул,

вернул

ему.

«Джед, ты что

собираешься делать

после

Г.К.Л.А.?»

«играть

за Нотр-Дам».

и он двинул назад

к своему столику

а я – назад

к своему.

«чё он сказал? чё

он сказал?»

«ничего такого».

в общем, Джед так и не попал

в Нотр-Дам

да и сам я

никуда больше

не попал —

годы просто потащили нас

дальше

но были и те

кто своего

добился, вроде одного парня

ставшего знаменитым

спортивным обозревателем

и мне приходилось глядеть на его

портрет

в газете

много десятков лет подряд

пока я наследовал те

дешевые комнатенки

и тараканов

и те безвоздушные

тягомотные

ночи.

но

я все равно гордился тем мигом

еще тогда

когда Джед протянул мне

ту пинту

и

я отхлебнул

целую треть

а все апостолы

смотрели на нас.

чёрт, а казалось ведь

что мы никак

и никогда

не проиграем

но мы продули.

и мне понадобилось

3 или 4 десятилетия, чтобы

хоть малость жить

дальше.

и Джед,

если ты еще где-то тут

сегодня ночью,

(я забыл тебе сказать

тогда)

спасибо

за тот глоток.

мой немецкий корефан

сегодня вечером

потягивая «Сингху»

светлый лагер

из Таиланда

и слушая Вагнера

в голове не укладывается что

его нет в

соседней

комнате

или за

углом

или в живых

где-то

сегодня вечером

а он есть

разумеется

когда меня захватывает

его

звуком

и малюсенькие мурашки

бегут у меня

по обеим

рукам

и колотит

дрожь

он здесь

сейчас.

с днем рожденья

когда Вагнер совсем

состарился

в его

честь

устроили день рожденья

и сыграли

пару

случайных композиций

молодости.

после

он спросил:

«кто это сочинил?»

«вы», – ответили

ему.

«ах, – произнес он, —

я всегда так и

подозревал: у смерти

значит

все-таки есть какие-то

достоинства».

телефон

притащит к вам людей

своим звонком

тех кто не знает что делать со

своим временем

причем им до боли хочется

заразить этим

вас

издалека

(хотя они бы предпочли