Чарльз Эллингворт - Тихая ночь

Мими приблизила губы к уху подруги, но из ее груди вырвались не слова, а кашель, да такой сильный, что ей казалось, будто ее рвет.

— Нужно прыгать отсюда. В воду. Держись за край.

Несмотря на печной жар воздуха, вода оставалась ужасно холодной. У подруг перехватило дыхание, и когда они инстинктивно открыли рты, чтобы глотнуть воздуха, их скрутило кашлем.

Нахлебавшись воды, тяжело дыша и отплевываясь, Ева и Мими поползли по периметру бака, отгораживаясь от прямого огня шестью дюймами бетона, которые оставались между поверхностью воды и верхом стены. Воздух, которым они дышали, теперь уже почти свободный от дыма, обжигал ноздри, как в перегретой сауне. Мощные потоки жара обжигали ладони, которыми подруги по очереди цеплялись за бетонную кромку. По мере того как пожар усиливался, рождая свирепые, раскаленные смерчи, подолгу оставаться на поверхности стало невозможно, и Мими с Евой приходилось прятать головы под воду.

Они скрывались в своем водяном убежище, пока пожар набивал брюхо, вонзался клыками в лагерь, живился горючими фургонами-палатками, ненадолго раскаляясь от них добела, а потом быстро дозревая до оранжевого зарева перегретого металла, гнущегося и оседающего среди деревьев, которые горели, как гигантские канделябры. Мими и Ева осторожно выглянули за край бака. Первым, что они увидели, было два тела — мать и ребенок, держащие друг друга за руки. Они лежали на земле, почерневшие с одного бока, в тлеющей одежде. Клубы черного дыма продолжали извергаться из тоннеля, а над крышей вокзала крутилась воронка из огня и чада. Повсюду — бесчисленные пожары: одни мерцали в окнах зданий, другие вскипали свирепыми белыми сполохами, освещая все вокруг. Воздух стал густым от вспышек. Искусственный ветер поворачивал то в одну, то в другую сторону без всякой системы, потом вдруг скручивался в торнадо и вертелся, словно одурманенная восточная танцовщица. Когда лагерь осел тлеющими углями, женщины прижались друг к другу. Каждый вздох причинял им боль в истерзанных дымом легких.

Первым сквозь рев и свист пожара прорвался крик Мими:

— Все? Бомбить больше не будут? Пожалуйста, скажи, что не будут!

Хотя воздух оставался горячим, как в печи, а сотни костров продолжали трещать и свистеть, взрывы прекратились. Ева, белокурые волосы которой потемнели от воды и обгорели в том месте, где обугленный осколок оставил дымящуюся рану, отерла мокрое лицо, откашлялась и собралась с мыслями.

— Отбоя не давали. Подожди. Если не будет прямого попадания, здесь мы в безопасности.

Вторая волна началась без предупреждения. Первые бомбы падали очень близко, оглашая свое появление свистящим ревом, который доминировал в небе без сирен, на густом фоне тысячи потрескивающих пожаров. Удары и взрывные волны сменяли друг друга, сотрясая бак, сбрасывая руки женщин с кромки и поднимая всплески, которые накрывали их с головой и швыряли о стены. Мими и Ева отчаянно цеплялись за кромку, понимая, что одежда камнем потянет ко дну, если их унесет в свободное плавание. Сверху градом сыпались осколки; бордюрный камень разлетелся о вокзальную стену, и обломки впились Мими в затылок. Действуя, как огромный барабан, вода усиливала колебания, от которых бак словно подпрыгивал, а по животам и грудным клеткам женщин как будто били кулаком, от чего сжимались легкие. И снова мучительная поступь взрывов, перерастающая в крещендо. Казалось, оно гарантировало прямое попадание — но каким-то чудом растрачивало себя на шквалы, которые оглушали и осыпали брызгами, но не убивали. Ева была права: бак оказался на редкость удачным убежищем.

Внезапно наступило затишье. Раздалось два разобщенных взрыва; послышался рев пожара. Теперь это были уже не хлопки тысяч фейерверков, а вой преисподней. Ева, лицо которой блестело от воды и сделалось красным в дьявольском зареве, осматривала площадь. От палаточного лагеря осталось тлеющее пепелище, покрученные, искромсанные деревья были охвачены огнем.

— Река. Нужно идти к реке. Будем смотреть, по каким улицам можно пробраться. Поди угадай, какие из них перекрыты. Пошли!

Ева подтянулась, перемахнула через кромку и повисла на руках, болтая ногами в двух метрах от булыжника, а потом разжала пальцы, рухнув на мостовую спиной к стене. Мими последовала ее примеру, но, когда отпускала кромку, почувствовала, что руки подруги поддерживают ее, смягчая падение. Вдвоем они благополучно скатились по камням, которые были слишком горячими, чтобы к ним можно было прикасаться голыми руками. Мими почувствовала, как подруга снимает с ее шеи промокший вязаный шарф, и неподвижно стояла, пока та обматывала ей голову, оставляя только узкую щель для глаз. Слава Богу, что есть Ева! Когда Мими сделала то же самое для подруги, та указала на улицу, ведущую к их квартире и дальше — к Эльбе.

Обе заметили, как усилился ветер. Поднималась искусственная буря, вступавшая с ними в борьбу, сирокко, неустанно пытающийся оттащить их назад, подальше оттуда, куда они хотели попасть, но тем самым указывающий, где искать укрытия, куда бежать от геенны огненной, которая ненасытно тянула в себя воздух, подпитывая им раскаленную ярость. Подруги продирались сквозь ураганы искр, теснившие их назад и завывавшие, как орган, регистры которого переключили на долгий, нечеловеческий вой.

Спустившись в ущелье своей улицы, Мими и Ева стали проталкиваться дальше, мимо красноглазых окон, извергавших пригоршни огня, которые то щипали дымоходы, то ожившими языками спускались вниз, чтобы лизнуть мурашек-людей, копошившихся в термитнике руин.

Другие, прикрывая головы от щупалец огня, пробирались в том же направлении. Искры слепили их, одежда вспыхивала оранжевыми островками, которые по очереди раздувал и гасил неистовый ветер. Какая-то женщина, умалишенная Медуза с пылающими змеями волос, как будто приросла к месту. Она стояла, раскачиваясь взад-вперед. Ее криков никто не слушал, и никто не мог вернуть ей рассудок. Мими почувствовала, что подруга схватила ее за руку — отчасти чтобы помочь, отчасти чтобы найти хоть какую-то опору посреди ужаса, убедиться, что кто-то разделяет его с тобой. В одиночку было не вынести того, во что они с каждым шагом окунались все глубже. Расплавленный асфальт хватал Мими за подошвы доходивших до икр ботинок, которые когда-то спасали ее ото льда, а теперь несли сквозь огонь.

Она позволила Еве вести себя, решив, что та лучше знает родной город. Инстинкт гнал их к открытым пространствам и к Эльбе — противоядию от пламени, которое окружало их со всех сторон. Сквозь щель в мокром шерстяном шарфе, который, как Мими теперь поняла, спас ее от участи вопящей Медузы, она разглядела фонтан, а в нем — ад, сошедший с картин Босха: кишащая гора тел, отчаянно рвущихся к бальзаму и укрытию воды.