Барбара Константин - Амели без мелодрам

— А сколько интересного мы видели сверху! Я уверена, что, лазая по деревьям, мы узнали гораздо больше, чем в школе. А самое забавное, что нас никто ни разу не засек.

— Да, надо сказать, немногие в те времена смотрели на верхушки деревьев. Это занятие для мечтателей и поэтов. А поэтов в наших краях раз-два и обчелся, верно, Амели?

— Это точно. Поэтов у нас негусто.

— А помнишь, как орехи разгрызали зубами? А истории, ты помнишь, какие истории мы друг другу рассказывали? А как со смеху валились с деревьев? Все в ссадинах, а все равно продолжаем ржать до упаду!

— Ох уж эти приступы хохота! А скажи, ведь здорово тогда было?

— Вот уж что верно, то верно.

— Ну ладно… Кофе хочешь?

— Хочу…

И обе ушли в дом.

Клара решила пойти посмотреть, что там делают мужчины. Она спустилась к реке и остановилась перед мостиком. Оглянувшись по сторонам, выбрала дерево и полезла наверх. На полпути остановилась с поднятой лапой и прислушалась, стараясь сквозь птичий гомон, жужжание насекомых и далекое ворчание тракторов уловить голоса Реймона и Марселя… Потом снова полезла наверх, снова остановилась, вгляделась и сквозь листву различила дорогу к берегу. Ага, вот они! Дождавшись ветерка, чтобы никто не заметил ее передвижений, Клара стала карабкаться еще выше. Добравшись до вершины, она нашла удобную развилку и уютно в ней устроилась.

Отсюда ей видно все, а ее никто не видит. Теперь она настоящая индианка.

Внизу, в закатанных до колен брюках, примерно в метре друг от друга, стоят в воде Реймон и Марсель. Пригнувшись, они молча, не шевелясь, внимательно вглядываются в воду. Тут Клара заметила, что Марсель потерял равновесие. Вот бедняга, наверное, поскользнулся… Кларе нелегко удержаться от улыбки, глядя, как Марсель раскидывает руки, чтобы не упасть. Но ничего не помогло: он раскачивался все сильнее, шарил в воздухе рукой, ища, за что бы ухватиться, но ничего не нашел и плюхнулся в воду! Реймон бросился на помощь, тоже поскользнулся, и вот он уже тоже в воде. У Клары от смеха слезы брызнули из глаз. А оба старика, сидя в воде, тоже принялись хохотать, как мальчишки!

И Клара на дереве заливалась во все горло!

— Сахару?

— Нет, я теперь без сахара. Так лучше чувствуешь вкус.

— Ты права, я тоже не буду класть…

К кофе Мина и Амели налили себе по рюмочке сливовой наливки. Для поднятия духа. От первого глотка у них перехватило дыхание. Но это нормально, уж больно крепко. Щеки у обеих разрумянились, глаза заблестели.

Амели продолжила прерванный разговор:

— А помнишь, как мы голодали, чтобы привыкнуть есть не каждый день? А как бегали под снегом без пальто, чтобы закалиться?

— А как старались не плакать, когда было больно? Как хотели научиться терпеть боль — вдруг нас будут пытать в гестапо! А наши упражнения, чтобы не бояться темноты? Пройти через большой сад, коснуться каменной ограды и вернуться назад, да еще не бегом и в полной темноте? Мамочки мои, до чего же это было трудно! У меня вечно что-то не ладилось: либо я бежала, хоть пару метров, либо протягивала руку, но не могла нащупать ограду… Меня просто парализовало от страха, и вот тут, в животе, все скручивалось! А самое невероятное, что мы поджидали друг друга у входа в сад, но никто никогда ни о чем не спрашивал. Помнишь? Мне казалось, что у тебя каждый раз все получается, что тебе легко… Я была убеждена, что ты из чистого милосердия делала вид, что веришь мне, когда я возвращалась с победоносной улыбкой, как будто мне все нипочем… Но теперь-то, Мина, ты можешь мне сказать: удавалось тебе пересечь сад, прикоснуться к ограде и вернуться — и ни разу не побежать?

Мина загадочно улыбнулась. Она уже собралась ответить, как…

— Амели-и-и!! Ми-и-ина!! Идите-ка посмотрите! Скорее!

Они вышли в сад и увидели Клару, а с ней двух старых плешивых ворчунов, с которых ручьями стекала вода. Все они весело хохотали.

— Видели бы вы, как они оба свалились в воду! Вот умора!

День теплый, но все-таки… Эти стариканы изрядно промокли и запросто могли простудиться. Мина потащила Реймона в дом и помогла ему раздеться, а Амели пока занялась Марселем. Каждый в своей комнате. С возрастом они снова обрели юношескую стыдливость. Реймон воспользовался случаем и погладил жену по бедрам и груди. Был час сиесты, дома они бы прилегли, и он доказал бы Мине, если это необходимо, что все еще влюблен в нее. Но сейчас она со смехом оттолкнула его и отправилась развешивать на солнышке его мокрую одежду. Реймон смирился, прилег в одиночестве и почти тотчас заснул.

Амели с Марселем сложнее. У них нет ни привычки быть вместе, ни особой близости. Он скован, никак ей не помогает. Когда же она добралась до майки, он еще больше напрягся. Она настаивает.

— А это что за татуировка? Я не знала, что у тебя есть…

Она увидела татуированное сердечко, а вот надпись не разглядела. Она наклонилась, чтобы прочесть, без очков все расплывалось…

Но Марсель заворчал:

— Оставь! Это так, ошибки молодости…

Он спрятался под простыню и закрыл глаза.

— Ну почему? По-моему, очень даже романтично…

Но Марсель уже спал.

Клара удивлена:

— Мина говорит, что, когда вы были маленькими, не было ни телевизора, ни игровых приставок. Чем же вы занимались?

— Да мы никогда не скучали. Мы были поглощены своими увлечениями…

Амели и Мина хихикнули.

— Какими увлечениями?

— Подожди. Сейчас объясним. Но рассказывать надо по порядку.

Так вот… Совсем маленькими их разлучили с родителями. В самом начале войны для безопасности отправили к общей родне на швейцарскую ферму. Там не было ни продовольственных карточек, ни бомбардировок, ни даже немецких солдат. А когда война закончилась, они вернулись домой. Им тогда было лет восемь-девять.

— И понимаешь, никто не желал говорить о войне. О ней хотели забыть. Но так или иначе, а война все время всплывала в разговорах, особенно за столом. Если мы оставляли еду в тарелке, нам сразу говорили: «А вот во время войны вообще нечего было есть…» Если нам не нравилась цветная капуста, мы тут же слышали: «А вот мы были очень довольны, если у нас была цветная капуста…»

— Но мы были еще совсем маленькие, и нам эти разговоры порядком надоедали. И мы пожимали плечами или закатывали глаза. Хуже того, когда мы думали, что на нас не смотрят, мы еще и язык высовывали. И тут — бац! — получали затрещину. Урок уважения. Потому что уважения явно не хватало! Ведь все эти годы, хотя и не по своей воле, мы росли сами по себе и превратились в настоящих дикарок…

— Амели, помнишь мадам Рапэн? Злющая была, как ведьма, и от нее всегда воняло кошками. Так вот, она все время твердила: «Если вы не исправитесь, то пожалеете, когда вырастете. Ни один мужчина не захочет на вас жениться!»