Каридад Адамс Браво - Дикое Сердце (ЛП)

– Я бы хотел остаться с вами, или чтобы меня оставили.

– Одного мы тебя не оставим. Я привезу тебя и…

– И увезете потом, пообещайте. Я не хочу там оставаться!

– Хорошо, дружок, хорошо. Я привезу и увезу тебя. Ты не благодарен сеньору Д`Отремон. По крайней мере, тебе нужно поблагодарить его за добрую волю. Давай, иди к повозке, потому что мне нужно с ним поговорить.

– Что происходит, друг Ноэль? – спросил подошедший Д`Отремон.

– Он очень сопротивлялся, однако мне удалось его уговорить, пообещав приехать с вами и увезти, если ему там не понравится. Он предпочел остаться со мной, не сочтите это пренебрежением. Мальчик странный, но боюсь, очень умен, несмотря на дикий и неотесанный вид.

– Боитесь? Но почему?

– Это просто речевой оборот. В конце концов, мне предпочтительней общаться с умными, а не с дикарями. А он доказал свою храбрость. Путешествие на лодке в такую бурю требует большого мужества, которое есть не у каждого мужчины. Еще он кажется мне сдержанным и гордым, с некоторым природным достоинством. Это необычно для того, кто является нищим. В нем чувствуется порода.

– Оставьте в покое его породу! Я забираю его потому, что этого, наверное, хотел попросить у меня Бертолоци, не более. А моей жене незачем знать подробности. Воображение женщин внесет только разлад. Надеюсь, вы не удивитесь, если я расскажу какую-нибудь другую историю о мальчике.

– Боюсь, дело осложнится, когда мальчик причешется и умоется, потому что не сойдет за какого-нибудь полукровку. Заметили, как он хорош собой? Его большие итальянские глаза чрезвычайно напоминают глаза несчастной Джины Бертолоци.

Ноэль увидел, как тот побледнел и сжал губы. Затем Франсиско Д`Отремон пожал плечами, стараясь выглядеть беззаботным, и объяснил между тем:

– У меня не было времени хорошенько рассмотреть его лицо. На худой конец, все уладится. Приказы в своем доме пока отдаю я.

3.

– Мама, мамочка! Вон там папа едет. Вон едет!

С искрящимися от радости глазами и зарумянившимися от возбуждения щеками, обычно бледными, в обрамлении прядей светлых волос, мальчик двенадцати лет вошел в спальню отдыхавшей сеньоры Д`Отремон, которая открыла глаза и медленно приподнялась с просторного гамака.

– Это точно? Неужели? Но ведь я не ждала его до субботы!

София Д`Отремон была женщиной тонкой и хрупкой красоты с большими бирюзовыми глазами, мягкими и прямыми светлыми волосами, как у сына, и такими же щеками цвета янтаря.

Ее болезненное выражение лица исчезло, когда она услышала эту новость. Встав, она сделала несколько шагов, опираясь на его худые плечи.

– Ты уверен, что это твой папа приехал?

– Ну конечно, мама, Себастьян прибежал и сообщил. Он сказал, что видел с холма, как папа ехал на белой лошади, а позади него три экипажа. Хорошо, если бы они были полны подарков.

– Для тебя?

– Для меня, мамочка. Если приплыл корабль из Франции, то папа тебе всего привез: шелка, духи, конфеты и все то, что всегда тебе привозит. Я попросил у него карманные часы. Он мне их привезет?

– Конечно, сынок. Позови-ка моих горничных. Изабель, Ану… первую, кого встретишь. Мне нужно причесаться и одеться.

– Сеньора, сеньора! Говорят, сеньор едет сюда, – воскликнула горничная Ана, врываясь в спальню.

– Видишь? Видишь, мамочка? Он уже здесь.

– Боже! Помоги мне причесаться, Ана. Переодеться нет времени, но…

– Сеньора, вы всегда красивая и прибранная.

Служанка-мулатка не обманывала. Как всегда, сеньора Д`Отремон была безупречна. Изящное белое платье, украшенное широкими кружевами, шелковые чулки, туфли с каблуком времен Луи XV и изысканные украшения, с которыми она могла появиться в любом элегантном обществе своей родины. Однако она находилась в своем большом доме, центре плантаций Кампо Реаль, огромном и величественном, с просторными роскошными комнатами, большими светильниками и блестящими, как зеркала, полами; доме столь роскошном, столь величественном, с венецианскими зеркалами и позолоченными подзеркальниками, доме, который казался устаревшим в сердце этого американского острова, тропического и дикого; достойного этой хрупкой дамы, которая шагала по чистому паркету, одной рукой опираясь на руку любимой служанки, а другую положив на голову единственного сына, так удивительно похожего на нее.

– Вот и папа! – закричал мальчик, радостно оторвавшись от нее. Он побежал навстречу всаднику, который остановился у главного входа и быстро спешивался с лошади. Он бросил вожжи дюжине слуг, подбежавших обслужить и поприветствовать его. Из полумрака просторной веранды София Д`Отремон созерцала влюбленными и ревнивыми глазами мужественную фигуру, гордую и стройную, перед которой все преклонялись, потому что хозяин Кампо Реаль был абсолютным властителем этой земли.

– Ты привез мне карманные часы, папа?

– Нет, сынок. У меня не было времени, чтобы их отыскать.

– А разноцветную шкатулку? А струны для моей мандолины?

– Сожалею, но в этой поездке у меня не было на это времени.

– Франсиско… – тихо произнесла София, приближаясь к мужу.

– София, как ты? – спросил Д`Отремон ласково и нежно.

– Как всегда. Оставим мое нездоровье. Почему ты вернулся так скоро? Мы тебя еще не ждали.

– Полагаю, ты не огорчилась столь скорым приездом, – весело ответил Д`Отремон.

– Огорчилась? Что ты говоришь! Это радостная неожиданность, но все-таки неожиданность. Что же случилось? Не прибыл фрегат, который вы ожидали? Отменили все праздники в честь Маршала Понмерси? Или, может быть, ты привез его?

– О, нет, нет! Я даже не видел Маршала Понмерси.

– Что случилось? Какое-то несчастье? В последнее время погода была ужасной.

– Нет никакого несчастья. Фрегат благополучно вошел в порт, и скорее всего торжества отмечают.

– Но…

– Мне не интересно было там оставаться, София. Это все.

– Я думала, тебе будет приятно поговорить с известным соотечественником. Наверняка ему было что рассказать. Мы могли бы узнать что-нибудь новое.

– Светские сплетни или политические интриги? Что это может нам дать, дорогая? Мы находимся в семи тысячах миль от Франции и даже солнце светит у нас в разное время.

– Но не можем же мы из-за этого забыть нашу родину, – упрекнула София.

– Моя родина здесь, дорогая. Потому что здесь мой дом, мой сын и ты. Этот остров суров лишь для твоего здоровья. Но тебе не любопытно, что я тебе привез? – Он повернулся к цветнику, окружавшему парадную лестницу. У главного входа в особняк остановились три следуемых друг за другом экипажа. Один был совершенно пустым, из другого выходили личные слуги, а из третьего, ближайшего, выходил Педро Ноэль, почти волоком таща за собой мрачного мальчика, спутника его путешествия. Тонкие брови сеньоры Д`Отремон сдвинулись в гримасе чуть ли не отвращения, она спросила: