Каридад Адамс Браво - Дикое Сердце (ЛП)

– Но любя можно!

– Ладно, во все часы.

– Все время! Всегда! Это было моей целью, ты разделяла, принимала это, и мы клялись в этом перед алтарем. Разве ты забыла? Ты клялась быть частью меня, а я поклялся носить тебя в сердце и любить, как свою плоть! Как же быстро ты забыла!

– Дело в том, что ты стал невыносим! – воскликнула Айме, повысив голос.

– Не кричи. На нас смотрит Ноэль, – упрекнул Ренато тихим и твердым голосом. – Я не хочу играть перед ним грустный спектакль наших размолвок.

– Сожалею, но не умею притворяться!

– Ты обязана делать это, ибо ты Д`Отремон.

– Черт, ты тратишь много времени для упоминания знаменитой фамилии!

– Что ты говоришь? – удивился Ренато.

– Чтобы ты больше ее не упоминал, потому что я сыта ею по горло, понял? Сыта по горло! Как и этой усадьбой, этим домом и…

– Замолчи! – приказал Ренато. Затем, сменив тон, обратился к нотариусу: – Подойдите, Ноэль. Мы удостоверились, что льет как из ведра.

– Да, наверху буря, но нет причин удивляться, потому что она случается почти ежедневно. И тем не менее, кажется кратковременной.

Ноэль приблизился к перилам, мимоходом наблюдая, понимая и проникая взглядом в искаженные лица молодого Д`Отремон и его жены. Она побледнела, ее губы дрожали. Тут взгляд старика посмотрел в грозовую ночь, повернулся к ним более спокойно, не обнаружив следа Хуана. Уводя разговор в сторону, он спросил:

– Могу ли я удостоиться чести поприветствовать сегодня донью Софию?

– Боюсь, что нет, Ноэль. Это я и пытался вам объяснить. Между мной и матерью есть некоторые разногласия. Несмотря на то, что я пытался всеми способами избежать этого, мы поссорились. Вы друг, которому я достаточно доверяю, чтобы не скрывать этого от вас. Вы больше, чем друг, ибо я только что назначил вас юридическим советником.

– И как я сказал ранее, боюсь, что часть этой ссоры была из-за моего назначения.

– Нет, моя мать расстроилась из-за присутствия Хуана. Айме он тоже не нравится. Но теперь у меня есть надежда, что мать изменит свое мнение, как и Айме его изменила, даже если это случится не так скоро.

Он странно посмотрел на Айме, но та отвернулась, избегая взгляда, который поймал Ноэль. Будто кинувшись в воду, старый нотариус решился:

– Ренато, к чему такое старание привезти Хуана в Кампо Реаль?

– Вы меньше всех должны спрашивать об этом, ибо знаете волю моего отца. Я надеялся найти в вас союзника, а получается наоборот.

– Я пытаюсь заботиться о спокойствии этого дома. Хуан молодой и страстный; возможно, безнравственный, с независимым нравом, боюсь даже, плохо воспитанный. Его присутствие в гостиной доньи Софии…

– Ей незачем часто встречаться с ним. Как управляющий он может построить себе маленький дом в любом месте усадьбы. Там он может жить и делать то, что захочет.

– Мне это кажется замечательной мыслью, – заговорила Айме, полностью успокоившись, со странной вспышкой в агатовых зрачках, и, казалось, она бросала вызов удивленному взгляду мужчин, владея создавшимся положением со светской непринужденностью. – Так можно уладить дела. Я знаю, что у Ренато нет другого желания. Вы, как друг, а я, как жена, Ноэль, сделаем все возможное, чтобы порадовать его и помочь. Думаю, у вас нет недостатка во влиянии и дипломатии, чтобы укротить немного этого дикого кота Хуана Дьявола. Сделайте это, Ноэль, сделайте для Ренато.

Лишь на несколько шагов отошел нотариус от молодой пары; лишь на мгновение он оставил их, пытаясь успокоиться, проникнуть до конца в этот всколыхнувшийся водоворот. Этого было достаточно, чтобы увидеть, как Айме улыбнулась Ренато, оперлась о его руку, заставляя почувствовать горячее и нежное давление пальцев, и подняла голову, чтобы посмотреть ему прямо в лицо тем напряженным и горячим взглядом, результаты которого хорошо знала, и притворно прошептала:

– Прости, Ренато, иногда я резкая, нетерпеливая и невоспитанная. Это мой характер, возможно, правы те, кто считает, что меня слишком баловали. Прости меня. Я знаю, что становлюсь иногда невыносимой. Но это только на миг, мой Ренато. Это как порыв, не знаю, что-то вроде нервного срыва. Естественно, нельзя считаться с тем, что я говорю в таком состоянии, потому что это неправда. Я произвожу ужасное впечатление, прекрасно это знаю, как будто ненавижу то, что больше всего люблю. Знаю, ты поймешь и простишь, правда?

– Может быть, я тоже должен попросить у тебя прощения, – мягко извинился Ренато, выражая сомнение: – Я грубо и сурово с тобой обращался. Но ты говорила такие неприятные и странные вещи. Говорила, что ненавидишь мое имя, дом, которые тоже твои, потому что я дал их тебе от всей души и сердца. Я ощутил что-то пугающее, Айме. Было ужасное чувство, что ты способна солгать и обмануть, будто в жизни все ложь. У меня было ужасное ощущение, что ты никогда не любила меня!

– Что за безумная мысль, Ренато! – возразила Айме с притворной нежностью. – Я прошу тебя на коленях, чтобы ты забыл о моих словах. Не требуй объяснений, почему я сказала их. Я сама не знаю, и даже не смогла бы их повторить. Я забыла их и важно, чтобы ты тоже забыл их. Умоляю! Потому что я люблю тебя, обожаю, Ренато.

Она бросилась в объятия Ренато, который стиснул ее жадно, с дрожью, в которой сквозило смятение и сомнение. А пока, закрыв глаза и опершись о его грудь, Айме думала о других глазах, руках, более широкой и сильной груди, думала и мечтала, что она снова в руках Хуана Дьявола.

24.

Под деревьями Хуан чуть не столкнулся с Моникой, секунду смотрел на нее, словно очнулся, вернувшись от кошмарного водоворота к реальности. Выражение его лица было столь ужасным, что Моника вздрогнула, будто заглянула в бездну.

– Хуан, что случилось?

– Пока еще ничего не случилось, Святая Моника. Успокойтесь, – с трудом сдерживаясь, посоветовал Хуан.

– Я совершенно спокойна, но если бы вы могли видеть свое лицо…

– А что происходит с моим лицом? Оно не такое красивое и привлекательное, как лицо Ренато, да?

– Почему вы всегда говорите так отвратительно? Вы все усложняете, Хуан Бога.

– Почему вы не измените это глупое прозвище?

– Оно звучит менее плохо, чем то, которым вы имеете удовольствие хвалиться. Начинаю думать, что с меньшим основанием вы заслуживаете его.

– Правда? И что заставляет вас так думать?

– Вы не считаете, что истории с Колибри уже достаточно? Этот ребенок вас обожает, Хуан. Он сказал, что вы самый добрый человек на свете.

– Да что он знает? – оспорил Хуан с горьким смехом.

– Что с вами происходит? Почему вы так смеетесь?

– Такова моя манера. Я смеюсь над вами и всеми благоразумными, как должен смеяться дьявол. Какое чудесное лицемерие! Вы хотите лишь скрыть, утаить, похоронить вашу тоску, обернуть тряпкой язвы.