Дара. Анонимный викторианский роман

Я решила встать и проверить в чем дело, но едва я спустила ноги с постели, как окно распахнулось настежь и через подоконник свесилась одетая в бриджи толстая нога, а за ней и все массивное тело Билли. Я даже не успела закричать, потому что он одной лапой ухватил меня за волосы и, запрокинув мне голову, другой крепко зажал мне рот.

— Веди себя тихо. Если только попробуешь поднять шум, я тебя так разукрашу, что сама себя не узнаешь, — пригрозил он. Озираясь вокруг и еще больнее и крепче зажимая мне рот, он прорычал: — Так ты будешь вести себя тихо?

Его голос звучал так угрожающе, что я поспешно кивнула в знак согласия.

Если я закричу, думала я, его мать снова обвинит во всем меня и выкинет на улицу в темноту и холод. В подобных случаях девушкам всегда приходится худо, и часто им вменяют в вину, что это они сами поощряют мужчину и направляют его. Так было всегда и так будет. Общество презирает и отвергает даже тех девушек, которые подверглись изнасилованию в самых грубых и жестоких формах.

Он расстегнул бриджи, сбросил их на пол и сорвал с меня ночную сорочку. Подняв, как ребенка, он швырнул меня на кровать и, рывком широко распяв мои ляжки, встал между ними на колени. Он обхватил свой член пальцами у основания и стал покачивать им, глядя на меня сверху вниз и широко ухмыляясь. Я с ужасом наблюдала, как он набухал и тяжелел, вырастая все больше и больше.

При всем моем опыте мне не приходилось встречать ничего подобного. На него даже взглянуть было жутко. Я боялась и подумать о том, как он собирается затолкнуть это в меня, в такую маленькую и молодую.

Подсунув под меня руку, он приподнял мой зад и мощным толчком впихнул головку своего монстра в мое влагалище. Под его напором губы моей щелочки натянулись до такой степени, что мне показалось, она сейчас порвется. Боль была кошмарная. Я попыталась приподняться и выбраться из-под него, но это было совершенно невозможно. Он положил мне на лицо огромную ладонь и, вдавив мою голову в подушку, навалился на меня всей тяжестью своей туши.

Я глотала воздух и пыталась вывернуться из-под него. Но чем больше я дергалась, силясь освободиться, тем больше это ему нравилось Через какое-то время мне пришлось безвольно подчиниться сотрясавшим меня толчкам — я была полураздавлена и не могла даже пошевелиться. Он был могуч, как бык, и бороться с ним было бесполезно. Не обращая никакого внимания на мои стоны, он, словно в забытьи, продолжал делать свое дело, тупо уставившись в стену.

Достигнув апогея, он со звериным рыком обрушился на меня, закрыв мне лицо своей грудью, так, что чуть не вышиб из меня дух. Я начала задыхаться, попыталась спихнуть с себя эту груду волосатого мяса, чтобы набрать в легкие хоть глоток воздуха, но все тщетно. Когда я уже теряла сознание, он неожиданно повернулся и лег на спину, крепко ухватив меня пальцами за левое запястье.

Я была, как ягненок на жертвеннике, придавленная к кровати его мускулистой ногой, лежавшей на моих бедрах, делая невозможной любую попытку сбежать. Преодолевая боль в помятых ребрах, я пыталась отдышаться, боясь даже представить себе, что он может выйти из своего оцепенения и захотеть снова залезть на меня. Но, к своему удивлению, я вскоре услышала, что он громко захрапел.

Пока я выжидала, чтобы он уснул поглубже, мои ноги под тяжестью его ляжки стало сводить судорогой. Но вот наконец я осторожно вылезла из-под него, не потревожив его сна. Однако он по-прежнему крепко держался за мою руку, поэтому мне пришлось, медленно повернувшись на бок, начать высвобождать запястье. Сначала я с величайшей осторожностью оторвала от себя его мизинец. Следующий палец поддавался труднее, но наконец сдался и он. От усилий, которые мне приходилось прикладывать, и особенно от страха, что он проснется, я вся покрылась потом. Средний, самый длинный, палец доставил мне больше всего неприятностей и никак не разгибался.

Наконец, потеряв терпение, я резко дернула упрямый палец на себя. Билли мгновенно пробудился, уселся на кровати и огляделся с таким видом, будто пытался понять, как он здесь оказался.

Когда он повернулся и заметил меня, на его лице начала расползаться знакомая ухмылка. По выражению его лица я поняла, что он намерен устроить мне еще одну встряску и что молить его о пощаде совершенно бесполезно.

Он совершил все те же действия, что и в первый раз: опустился на колени между моими раздвинутыми ногами и принялся размахивать своим огромным членом до тех пор, пока не был готов снова войти в меня.

На этот раз его движения были медленнее — он старался как можно дольше оттянуть наступление оргазма. Когда же он все-таки кончил, я, уже наученная горьким опытом, успела отвернуть голову в сторону так, чтобы иметь возможность дышать, когда его грудь придавила меня, сокрушая мои ребра и голову. Покончив со своим делом, он, как и в прошлым раз, перевернулся на спину и схватил меня за запястье, но на этот раз продолжал бодрствовать.

Немного передохнув, он принялся тереть мои грудки своими мозолистыми ладонями, пока соски не побагровели и не стали нестерпимо болеть. Наконец, пресытившись этой жестокой игрой, он оставил мою грудь в покое, перебрался повыше и уселся коленями мне на руки. Теперь он снова взял в руку свой твердеющий красный член и стал качать им перед моими глазами. Когда тот распрямился, он шлепнул этой махиной мне по лицу. Он продолжал хлестать меня, пока кровь не прилила к моим щекам и они не вспыхнули пятнами багрового румянца. От этих пощечин его страшное орудие стало еще больше и тверже, а сам он так перевозбудился, что никак не мог в меня попасть и, теряя терпение, метал на меня злобные взгляды и награждал меня тяжелыми затрещинами каждый раз, когда в бестолковом неистовстве утыкался не туда. Когда же он, в конце концов, попал туда, куда ему было нужно, он набросился на меня, как распаленный похотью зверь, и почти сразу кончил.

Я ожидала, что он, как и прежде, перекатится на спину, чтобы отдохнуть, но на этот раз он вылез из постели, натянул бриджи и исчез через окно.

Я была слишком утомлена и истерзана, чтобы вставать и закрывать окно, и погрузилась в беспокойный сон, который продлился до самого утра, когда меня разбудил голос миссис Квирк, барабанившей в дверь и кричавшей во весь голос: «Эй, шлюха, вылезай-ка из постели. Тебе пора отсюда убираться. Отопри эту чертову дверь, кому говорят!»

Я с трудом вылезла из постели, преодолевая жуткую боль и с трудом переставляя широко расставленные ноги, подошла к двери и повернула ключ. Она вошла в комнату, встала, уперев руки в бока, и уставилась на меня. Я молча стояла, глядя на нее сонными глазами и пытаясь собраться с мыслями.

— Ну, — сказала она, — нечего тут стоять.