Наследник раджи

Луна, похожая на громадный апельсин, медленно поднималась над молчаливой равниной, и беспредельный небесный свод сверкал мириадами звезд. В воздухе неясно вырисовывались стройные «Башни победы» и очертания знаменитой мечети — некогда буддийского храма с прекрасными резными колоннами, куда приходили раджпуты со своим народом в те времена, когда победа магометан еще не осквернила этого священного места.

Том сидел в сладкой полудремоте, из забытья его вывел легкий шорох. Перед ним появилась высокая худая фигура в лохмотьях.

— Кто ты и что тебе надо? — спросил Том, вставая.

— Я вышел из мрака и вернусь во мрак.

— Войди и отдохни.

Молодой человек приподнял полог палатки.

Незнакомец колебался.

— Вы раджа Гумилькунда?..

— Я — его наследник. Ты знал его?

В эту минуту приблизился Хусани:

— Ваше сиятельство, я знаю этого человека, он был известен радже, моему повелителю. Это молодой брамин, приемный сын князя.

— Позови Ганеса, пусть он его накормит и напоит.

Том знал, что Ганес, чупросси, или домоправитель, принадлежавший к самой высшей касте, был единственным человеком в лагере, из рук которого брамин мог принять пищу. Наследник раджи вежливо попросил пришельца войти в палатку. Гость бросился на сложенные одна на другую подушки и смело осмотрелся, но его взгляд, в котором ясно читался голод, возбуждал сострадание Тома. Брамин вынул из-под своих лохмотьев кубок и тарелку — обе вещи серебряные, с богатой резьбой. Ганес, величественный брюнет, налил в кубок молока, а в тарелку положил рис, и пришелец, поклонившись головой в сторону хозяина, отвернулся и стал есть.

Когда он закончил трапезу, Том спросил его:

— Мой брат насытился?

— На сегодня. Завтра голод вернется.

— Возвращайтесь завтра и послезавтра сюда.

— Сколько дней простоит здесь ваша палатка?

— Три дня и три ночи. Потом я пойду к горам, в Непал. Быть может, в Кашмир. Но пока…

— Уходите сейчас же в горы или… станьте нашим! — сказал незнакомец, пристально глядя на Тома.

— Что вы хотите сказать?

— Я отвечу вопросом. Вы родом англичанин, но не любите свой народ?

В голосе словно бы слышалась угроза. Том изумился, но отвечал тотчас:

— Нет, люблю. К чему этот вопрос?

— К тому, что я хочу узнать… к тому, что вы — живая загадка. Вы одеваетесь по-нашему, понимаете наш язык, знаете обычаи. По лицу видно, что вы сочувствуете нам. Два раза в продолжение одного часа вы назвали меня братом, — меня, которого феринджи преследовали. Вот к чему!

— Я не чужой вашей стране. Высшее Существо, стоявшее недосягаемо высоко над вами и мною, предопределило мне принять дело, завещанное великим и добрым человеком, одним из ваших, отошедшим от нас. Он любил своих соотечественников, я уверен в этом, и я знакомлюсь с ними, чтобы в свою очередь полюбить их. Я зову вас братом потому, что мы оба созданы одним и тем же Великим Духом…

Брамин наклонил голову:

— И к Нему вернемся. Брат говорит, как мудрец.

И, не отвечая на приглашения Тома остаться или вернуться на следующий день, незваный гость удалился.

На другой день Том стал свидетелем странного происшествия. Задержавшись в лагере, он под вечер поехал в Дели и прямо направился на Чандни Чон — главную улицу города, намереваясь сделать кое-какие покупки. Сойдя с лошади и отдав повод бежавшему за ним сейку, молодой человек остановился. Перед ним тянулась по-своему красивая улица, по обе ее стороны высились деревья, а в центре струился канал проточной воды, рядом с которым разложили товары золотых дел мастера и торговцы редкостей. Был праздник, и по улицам двигалась пестрая толпа. Толстые магометане следили за Томом жадными взорами, и он уже приготовлялся стать их добычей, как вдруг услышал отчаянные крики. По улице мчался легкий английский экипаж, запряженный парой горячих пони, которыми правила дама. Под колеса экипажа попал человек с закутанными плотной тканью головой и плечами. Том бросился к нему, схватил и оттащил в сторону.

Над ним раздался звонкий голос:

— Это вы, м-р Грегори, странствующий рыцарь?

— Мисс Лей?.. Вивиан!

— Нет, м-с Донкастер.

— Извините, — я забыл, что вы вышли замуж.

— А вы зачем здесь? — спросила женщина, улыбаясь.

— Я путешествую.

М-с Донкастер, смеясь, отвернула хорошенькую головку.

— Кстати, где бедняк, которого я чуть было не задавила? Надо дать ему что-нибудь, чтоб вознаградить за перенесенный страх.

— О нет! — воскликнул Том, узнавший в нищем своего вчерашнего гостя. — Это не нищий.

— А я думала, что да. Впрочем, все эти индусы любят деньги. Возьми! Больше у меня нет с собой.

Последние слова она произнесла на местном языке, бросая бедняку рупию. Тот, пристально глядя на молодую женщину, отбросил монету ногой к группе полуголых нищих, бросившихся из-за добычи в драку. На шум прибежала полиция и стала награждать нарушителей спокойствия тумаками. Казалось, весь город поднялся на ноги.

— Вас окружат. Стешите своих пони и уезжайте скорей! — воскликнул Том.

— И не подумаю! Это меня забавляет, — ответила Вивиан.

Оскорбленный ею человек между тем встал и, плотно завернувшись в покрывало, гордо удалился, бросив на англичанку взор, полный ненависти и презрения.

— Мне еще не приходилось видеть такой прекрасный экземпляр. Кто он может быть? Как он меня ненавидит!

— Благоразумно ли возбуждать ненависть этих людей?

— Благоразумно или нет, но меня это забавляет… Однако лошади теряют терпение, а эти идиоты-сейки полумертвы от страха. Зайдите как-нибудь ко мне. Спросите в военном квартале капитана Донкастера 3-го полка, я познакомлю вас с мужем и моими змеями…

— С вашими змеями?

— Да, это презабавные игрушки. Я их привожу в оцепенение, а потом злю, и они свистят от бешенства. Особенно одна кобра великолепна, когда разозлится. Этот человек напомнил мне ее. До свидания!

Весь вечер Том не мог отогнать от себя воспоминания о молодой женщине, дав себе слово не видаться с ней, но чувствуя, что не сдержит его… Вдруг на освещенной площадке перед палаткой появилась тень вчерашнего посетителя.

— Привет брату! — сказал Том. — Пусть он войдет и отдохнет.

— Отдохнуть! — воскликнул брамин. — Отдых для людей, а я теперь только собака, пресмыкающееся, которого толкают ногой. Сжальтесь надо мной и убейте!

— Брат мой бредит! Усталость и нужда точат сердце. Подкрепившись едой и питьем, он найдет, что жизнь — драгоценное благо.

— Сегодня вряд ли ваше сиятельство думает, что говорит с мудрецом, — отвечал брамин с мрачной иронией. — Жизнь нехороша, она жестока. Взгляните на эти лохмотья, на мою худобу, на мои глаза, блестящие от голода… а меня воспитали как принца. Отец, лишенный своих наследников, усыновил меня. Я жил в его дворце, делил с ним кров и принимал участие в правлении. После его смерти ваши соотечественники не признали моих прав. Они провозгласили себя наследниками моего приемного отца. Но могут ли они быть наследниками? Могут ли они воздать его праху предписанные почести: устроить погребальное торжество, делать возлияния и приношения риса и платья, предназначенного для прикрытия зябнущей души, приносить дары священникам, чтобы искупить ее прегрешения?.. Они знают, что не могут исполнить всего этого, и пока я брожу бесприютным нищим, отец мой и его предки томятся в бездне с демонами и злыми духами.