Песнь любви

Когда Азиз окончил свои стихи, староста, которому понравилось услышенное, посмотрел на красоту и красноречие юношей и воскликнул: «Клянусь Аллахом, вы обладаете всей прелестью и красноречием, но послушайте меня!» — и он затянул напев и произнес такие стихи:

Закончив эти стихи, староста пустил взоры своих глаз пастись на лугах их красоты и произнес такие слова:

Услышав это, все удивились таким стихам. Потом староста пригласил их, но они отказались и отправились к себе домой, чтобы отдохнуть от сильной жары, какая стояла в бане. Они отдохнули, поели и выпили и провели всю ночь в своем жилище, преисполнившись счастья и радости. А когда настало утро, визирь с юношами встали от сна, совершили омовение, сотворили положенные молитвы и выпили утренний кубок. И взошло солнце, и открылись лавки и рынки, и они поднялись, вышли из дому и, придя на рынок, открыли свою лавку, ибо слуги уже убрали ее наилучшим образом, устлав ее подушками да шелковыми коврами и поставив там две скамеечки, каждая из которых ценою в сто динаров. Они накрыли их царским ковром, обшитым кругом золотою каймой. И были посреди лавки превосходные ковры, подходящие для такого места.

Тадж-аль-Мулук сел на одну скамеечку, а Азиз — на другую, визирь же сел посреди лавки, а слуги стояли пред ними. Прослышали жители города про них и скоро столпились возле их лавки. Так они продали часть товаров и материй, а в городе распространилась молва о Тадж-аль-Мулуке и его красоте и прелести.

Так прошло несколько дней, и каждый день люди приходили все в большем количестве, спеша К ним за товаром. Обратился тогда визирь к Тадж-аль-Мулуку, советуя скрывать свою тайну, и поручил его Азизу, и ушел домой, чтобы остаться с собою наедине и придумать дело, которое обернулось бы им на пользу. А юноши стали разговаривать, и царевич говорил Азизу: «Может быть, кто-нибудь придет от Ситт Дуньи».

Дни и ночи проводил Тадж-аль-Мулук с беспокойной душой, не зная ни сна, ни покоя. И страсть овладела им, и усилились его любовь и безумие, так что он лишился сна и отказался от питья и пищи, а был он как луна в ночь полнолуния.

Вот однажды, когда Тадж-аль-Мулук по обычаю сидел с Азизом в лавке, появилась перед ним женщина-старуха, а за нею сто тридцать две невольницы. Она приблизилась и шла, до тех пор пока не остановилась у лавки Тадж-аль-Мулука. Увидав, как он строен станом, прелестен и красив, старуха изумилась его красоте и налила себе в шальвары. «Слава тому, кто сотворил тебя из ничтожной капли и сделал тебя искушением для смотрящих! — воскликнула она, а потом, вглядевшись в юношу, сказала: — Это не человек, это не кто иной, как вышний ангел!»

И она подошла ближе и поздоровалась с Тадж-аль-Мулуком, а он ответил на ее приветствие, встав на ноги и улыбаясь ей в лицо, — и все это по указанию Азиза. Потом царевич посадил старуху с собою рядом и стал овевать ее опахалом, пока она не отдохнула, а тогда женщина обратилась к Тадж-аль-Мулуку и спросила: «О дитя мое, о совершенный по свойствам и качествам, из здешних ли ты земель?».

«Клянусь Аллахом, госпожа, — ответил Тадж-аль-Мулук ясным, нежным и прекрасным голосом, — я в жизни не вступал в эти края прежде и остался здесь только для развлечения». «Да будет тебе почет среди прибывших! Простор и уют тебе! — воскликнула старуха. — А какие ты привез с собою материи? Покажи мне что-нибудь красивое! Ведь прекрасные привозят только прекрасное».

И при этих словах сердце Тадж-аль-Мулука затрепетало, и он не понял смысла ее речей, но Азиз подмигнул ему, сделав знак, и царевич сказал: «У меня все, что ты захочешь, и со мною есть все материи, подходящие царям и царским дочерям. Расскажи, для кого ты хочешь, чтобы я помог тебе выбрать такие, которые подошли бы для будущих владельцев». Царевич говорил это, а сам хотел понять смысл речей старухи.

«Я хочу материю для Ситт Дуньи, дочери царя Шахрамана», — сказала она. И, услышав имя своей любимой, Тадж-аль-Мулук сильно обрадовался и приказал Азизу: «Принеси мне такую-то кипу!». Когда же тот принес кипу и развязал ее перед ним, Тадж-аль-Мулук сказал старухе: «Выбери то, что ей годится, таких тканей не найти ей у других купцов». И старуха выбрала материй на тысячу динаров и спросила: «Сколько?». А разговаривая с юношей, старуха чесала ладонью между бедрами.

И Тадж-аль-Мулук сказал: «Разве буду я с тобой торговаться об этой ничтожной цене! Слава Аллаху, который дал мне знать тебя!» — «Имя Аллаха на тебе! — воскликнула старуха. — Прибегаю к господину небосвода от твоего прекрасного лица! Лицо прекрасно и слово ясно! На здоровье той, кто будет спать в твоих объятиях и сжимать твой стан и насладится твоей юностью, особенно если она красива и прелестна, как ты».

И так засмеялся Тадж-аль-Мулук, что упал навзничь и воскликнул: «О, исполняющий нужды через развратных старух! Это они исполняют нужды!». А старуха спросила: «О дитя мое, как тебя зовут?». «Меня зовут Тадж-аль-Мулук», — отвечал юноша. «Это имя царей и царских детей, а ты в одежде купцов», — усомнилась старуха. И Азиз молвил: «Его родители и близкие так любили его и так дорожили им, что назвали этим именем!». «Ты прав! — воскликнула старуха, — да избавит вас Аллах от дурного глаза и от зла врагов и завистников, хотя бы красота ваша пронзала сердца!» — и взяла материи и пошла, ошеломленная его красотой и прелестью и стройностью его стана.

Когда же старуха пришла к Ситт Дунье, то сказала ей: «О госпожа, я принесла тебе красивую материю». «Покажи ее мне», — велела царевна, а старуха молвила: «О госпожа, вот она! Пощупай ее, свет очей моих, и посмотри на нее». И когда Ситт Дунья увидела материю, она изумилась и воскликнула: «О нянюшка, это прекрасная материя! Я не видела такой в нашем городе». «О госпожа, — отвечала старуха, — продавец ее еще лучше. Кажется, Ридван открыл ворота рая и забылся, раз оттуда вышел тот прекрасный юноша, что продает эти материи. Я хочу, чтобы он сегодня ночью проспал около тебя и был бы между твоих грудей. Он привез в наш город дорогие материи, чтобы повеселиться! И он — искушение для тех, кто видит его».