Нора Робертс - Обманутые иллюзии

Кивнув, она провела его по запомнившемуся ему коридору в тот самый кабинет, где он стал свидетелем убийства и пережил свою собственную маленькую смерть.

Как и пять лет назад, Сэм сидел за письменным столом. Но на сей раз кроме роскошной мебели здесь стоял стенд с огромным плакатом, на котором был изображен мужчина с искренней и обаятельной улыбкой. Надпись на плакате, выполненная печатными красно-синими буквами, гласила:

СЭМ УАЙАТТ для ТЕННЕССИ

СЭМ УАЙАТТ для АМЕРИКИ

В стоявшей на краю стола вазе, покрытой перегородчатой эмалью, лежала целая куча значков с изображением того же лица с тем же выражением.

Что же касается самого кандидата в сенаторы, то он мало изменился. Люк обратил внимание на седину, появившуюся у него на висках и на едва заметные складки, которые появились, когда он заулыбался. А улыбался он щедро. Почти как паук, подумал Люк, в тот момент, когда смотрит на отчаянно бьющуюся в паутине муху.

- Вот это да, возвращение блудного сына. Вы свободны, - сказал он служанке, затем откинулся в кресле, снова улыбнувшись, когда за ней закрылась дверь. - Каллахан, ты выглядишь на удивление хорошо.

- А ты выглядишь... преуспевающим.

- О, да, - привычным жестом Сэм повернул запястье так, чтобы Люк заметил золотые запонки. - Должен сказать, твой вчерашний звонок очень меня удивил. Никак не ожидал, что у тебя хватит сил.

Люк распрямил плечи, но так, чтобы это выглядело жалкой попыткой выглядеть храбрым.

- У меня есть к тебе предложение.

- Я весь внимание, - хмыкнув, Сэм встал. - Я полагаю, что должен предложить тебе выпить, - он не спеша приблизился к графину с коньяком. Когда он обернулся, его глаза блестели. - За былые времена.

Люк лишь взглянул на предложенный стаканчик, после чего быстро и громко вздохнул.

- Честно говоря, я не...

- В чем дело, Каллахан? Ты что, утратил вкус к коньяку? Не волнуйся, Сэм поднял стаканчик, как бы предлагая тост, и залпом опорожнил его. - На сей раз мне не надо ничего подмешивать тебе в выпивку, чтобы вытащить из тебя все, что мне нужно. Садись. - Это слово прозвучало как команда хозяина собаке. Чтобы унять вскипевшую кровь, взболтал коньяк в стаканчике, но покорно подчинился приказу.

- Итак... - Сэм, улыбаясь, оперся на угол письменного стола. - Почему ты решил, что я позволил тебе вернуться?

- Я подумал... - Люк сделал глоток коньяка, как будто хотел придать себе побольше смелости, - что уже прошло достаточно много времени.

- О, нет, - наслаждаясь своей властью над Люком, он покачал головой. В наших с тобой отношениях не может быть никаких сроков давности. Наверное, я тогда не совсем четко дал тебе это понять. Да и когда это было? Пять лет назад. А ведь все произошло здесь, в этой комнате. Интересно как, а?

Люк медленно подошел к тому месту, где лежал, истекая кровью, Кобб. На полу теперь иыл ковер старинной итальянской работы, купленный Сэмом на деньги жены.

- Надеюсь, ты не забыл о том, что здесь произошло?

- Нет, - Люк сжал губы и, отвел глаза. - Нет, не забыл.

- По-моему, я тебе ясно сказал, что я предприму в случае твоего возвращения. Что тогда произойдет с тобой и с Нувелями, - Сэм поднял вверх палец и прижал к губам, как будто его осенила новая мысль. - Впрочем, с Нувелями тебя, вероятно, уже ничто не связывает после стольких лет разлуки. Тебе, наверное, это уже все равно, а ведь я могу отправить старика в тюрьму, всех их могу посадить, если уж на то пошло. В том числе и ту женщину, которую ты когда-то любил.

- Я не хочу, чтобы с ними что-либо случилось. И у тебя нет необходимости проделывать все это с ними, - словно пытаясь поправить срывающийся голос. Люк сделал еще один глоток. Коньяк чертовски хорош, подумал он. Жаль, что он не может расслабиться и насладиться столь чудесным напитком. - Я просто хочу вернуться домой - хотя бы ненадолго, - тут же добавил он. - Сэм, понимаешь, Макс тяжело болен. Ему, может, и осталось-то всего ничего. Я только прошу тебя разрешить мне провести с ним месяц-другой.

- Ах, как трогательно. - Сэм повернулся, сидя за письменным столом, открыл ящик и извлек оттуда сигарету. Он разрешал себе выкуривать только пять сигарет в день и только наедине с собою. При нынешнем политическом климате курение могло стать препятствием. Он уже давно опережал соперников в опросах общественного мнения, но не хотел рисковать своим имиджем. - Значит, ты хочешь побыть с умирающим стариком, - Сэм зажег сигарету, сделал глубокую затяжку. - А я-то тут причем?

- Я знаю, и я не думаю, что ты здесь причем. Я просто надеялся, что если это совсем ненадолго, всего на два месяца. - Люк умоляюще посмотрел на Сэма, - Я не думаю, что для тебя это имеет значение.

- Ты неправ. Все, что связано с тобой и с Нувелями, всегда будет иметь для меня значение. И знаешь, почему? Его свирепая ухмылка превратилась в оскал. - Никто из вас так и не понял, с чем я к вам пришел и кем я был на самом деле. Вы взяли меня к себе из жалости и вышвырнули из отвращения. И вы думали, что вы лучше меня. А ведь вы самые обыкновенные воры, и тем не менее, вы считали себя лучше меня.

Застарелый гнев подкатил к горлу, да так, что Сэм чуть не подавился. Ненависть, охватившая его, не дала голосу сорваться.

- Но ведь ты не был лучше меня, разве не так? - продолжал Сэм. - Ты остался без дома и даже без родины, а у Нувелей на руках несчастный старик, который не помнит собственного имени. А вот, Каллахан, перед тобой сижу я богатый, преуспевающий, идущий в гору.

Люк вспомнил о своем далеко идущем плане, который представлял собой по сути хитроумный заговор, и о том удовлетворении, которое принесет его успешное претворение в жизнь. Не будь этого плана, Люк набросился бы на Сэма и свернул бы ему шею. Да и потому Сэм был отчасти прав. У Люка действительно не было дома. А Макс действительно забыл свое имя.

- У тебя уже есть все, что ты хочешь. - Люк опустил плечи. - Я прошу лишь о нескольких неделях.

- Ты полагаешь, столько старику осталось жить? - Сэм вздохнул и опорожнил рюмку с коньяком. - Жаль. Но я, вообще-то, надеюсь, что он еще долго проживет, что его мозг будет еще долго-долго прозябать, тело будет сохнуть и вся эта ситуация будет изматывать его семью.

Он внезапно улыбнулся. Это была та самая сияющая улыбка политика, которая так завораживала избирателей.

- Я знаю все о болезни Альцгеймера. Больше, чем ты думаешь. Зная о состоянии Макса, я включил в свою предвыборную платформу пункт о сострадательном отношении к семьям, вынужденным ухаживать за своими родными, которые превратились в овощи. Ax! - Он засмеялся, заметив, как Люк сверкнул глазами. - Тебя это обижает. Оскорбляет твои чувства. Вот что я тебе скажу, Каллахан. Мне наплевать на Максимилиана Нувеля и на всех ему подобных. Овощи не голосуют. Но не беспокойся. Когда меня изберут, мы продолжим... фокусы, сказал он, довольный той иронией, которую вложил в это слово. - Будем, как и прежде, давать обещания - и даже кое-какие сдерживать - насчет исследований и государственных субсидий; и все потому, что я знаю, как заниматься долгосрочным планированием.