Ким Уилкинз - Призрак острова 

— Нина, где Матиас?

Она начала кричать на меня на своем языке и показала на воду. Пузыри на поверхности озера были в пятнадцати шагах от меня.

— Я за ним, — сказала я, сбрасывая куртку и ботинки. — А ты беги, как мы шли, и громко зови Гуннара.

Она побежала, крича имя Гуннара, а я вбежала в холодное озеро…

Водяной — его нужно бояться.

…и нырнула, туда, где должен был быть Матиас.

В глубине вода была мрачного серо-зеленого цвета. Подо мной начиналась чернота, через которую просвечивались водоросли и туманные очертания. Я схватилась за бледную руку и, потянув за нее, вынырнула на поверхность вместе с Матиасом.

— С тобой все в порядке? — выдохнула я.

Он выплюнул воду изо рта и начал плакать, потом, оттолкнув меня со злобой, поплыл к берегу. Я поняла, что с ним все хорошо.

Что-то зацепилось за мою лодыжку. Водоросли или…

Какая-то стремительная сила утянула меня под воду. Я открыла рот, чтобы закричать, но заглотнула воды. Как будто что-то укололо меня и мешало выбраться, но я отчаянно боролась. Я запуталась в водорослях или у меня свело ногу? У меня было ужасное ощущение, будто мои ноги зажаты в тиски, а за пальцы моих рук крепко ухватились чьи-то руки.

Они тащили меня все глубже. Вода была ледяная, в горле пересохло, дышать было нечем. Легкие отказывались работать.

Прямо из зеленой темноты на меня смотрело размытое лицо, и это было последним, что я увидела перед тем, как отключилась.

Следующим лицом, склонившимся надо мной, было раскрасневшееся лицо Гуннара.

Затем снова темнота.

Шум голосов, из которых больше всех выделяется голос Гарстена, отдающего приказы.

Гарстен? Наш медработник. Это хорошо. Значит, меня спасли.

— Я жива? — пробормотала я, а ощущения в горле были такие, как будто оно разорвано.

Облегченный смех. Почувствовав на лице теплое полотенце, я открыла глаза и обнаружила себя, укутанной в одеяла и сидящей на стуле, а подо мной знакомый пол, покрытый линолеумом. Гарстен наклонился ко мне и улыбнулся.

— Добро пожаловать обратно.

Гуннар с встревоженным видом стоял в углу. Я дотронулась до своих мокрых волос. Память вернулась ко мне, и я содрогнулась.

— Что произошло?

— Как мы поняли, ты прыгнула в воду вслед за Матиасом, а потом запуталась в водорослях, — сказал Гарстен.

— Я видела лицо в воде, а потом все исчезло. Кошмар…

— Уверен, в таких обстоятельствах это неудивительно.

— Сейчас ты в порядке, — сказал Гуннар, — Нина вовремя позвала меня, и мне удалось тебя вытащить.

Я улыбнулась:

— Ты спас мне жизнь, Гуннар Холм?

— Думаю, я поступил правильно. Недаром же мы лучшие друзья.

— Вот меня угораздило, — засмеялась я и почувствовала сильную боль в легких.

— Ты поступила очень храбро, когда бросилась вслед за Матиасом, — сказал Гуннар. — Он мог бы погибнуть в лапах морского чудовища.

— Морского чудовища?

— Он рассказал Магнусу, почему полез в воду.

Я закрыла глаза, и даже это движение отдалось болью во всем теле.

— Ты нормально себя чувствуешь? — спросил Гарстен.

— Я думала, что утопленники находят самую легкую смерть.

— Не совсем так. Когда легкие заполняются водой, это очень больно. Гуннар, ты можешь рассказать Магнусу, что произошло?

Гарстен послушал мои легкие, проверил зрачки, дал мне какие-то болеутоляющие таблетки и сказал, чтобы я шла в свою комнату, приняла теплый душ и легла в кровать.

— Я зайду через час посмотреть, как ты, — сказал он, по-отечески похлопав меня по плечу, — но я думаю, сейчас тебе лучше всего поспать.

Я сделала все, как он сказал, и когда укладывалась, заметила что-то на прикроватном столике.

Защита. Гуннар оставил ее там. Я сжала ее в ладони. Он оставил ее, не сказав ни слова, потому что решил, что я действительно нуждаюсь в ней и просто побоялась спросить у него? В любом случае он был прав.

Я разжала руку, и защита начала медленно вращаться на цепочке. Матиас, несмотря на то, что умеет хорошо плавать, начал тонуть. Я прыгнула за ним, и меня потянуло на дно. С Гуннаром все обошлось. Это связано как-то с его оберегом, приносящим удачу?

Впечатления последней недели заполнили мое воображение: сущность из леса и водоросли, ночная темнота, мрачное озеро, болезненная тошнота, вызванная нехорошими предчувствиями. Раз я лежала здесь и могла довольно четко соображать, то, значит, могла выбросить все эти ужасы из своего сознания, но мои легкие так болели, что я не знала, что для меня сейчас важнее — думать или дышать.

Я быстро надела защитную руну на шею — дышать стало легче.

В доме в Старой Долине стояла полнейшая тишина, когда Видар въехал во двор. Слабый дымок шел со стороны кухни, но Од не спешила приветствовать своего хозяина.

— Од? — позвал он, спускаясь с седла и отпуская Арвака, а потом заглянул в дом. Догорающий огонь. Тихо и темно. Запах, оставшийся от давно приготовленной пищи. Од нет.

Он проверил все снаружи. Какой был день? Возможно, она у Локи. Видар выругался, когда вел Арвака в конюшню, чтобы накормить и напоить лошадь. Видару не хотелось находиться одному, особенно сейчас. Ему нужно было с кем-то поговорить, чтобы разорвать замкнутый круг своих мыслей.

Это казалось так просто, перед тем как он встретился с Викторией. В его воображении они встречались, влюблялись, а потом прятались от его семьи, чтобы вместе прожить дальнейшую жизнь. И еще, когда он наконец-то увидел ее снова, реальность тяжелым грузом надавила ему на сердце. Неужели он действительно позабыл, какая прекрасная у нее кожа, такая бледная, что голубые вены просвечивают на запястьях рук? Как он мог забыть ее звонкий голос, изящные руки? Она была такой настоящей, такой живой. Все время, когда он был в Мидгарде, ему так хотелось обнять ее, прижаться к ней всем телом и обжечь свои губы жаром, исходящим от ее кожи. В ее присутствии он еле сдерживал дрожь в теле. Но когда представился момент, не смог признаться ей в своих чувствах.

Видар оставил Арвака в конюшне, но не стал возвращаться в дом, потому что не мог вынести замкнутого пространства, находясь в столь взбудораженном состоянии. Он пошел по широким полям и сам не заметил, как дошел до берега.

Почти тысячу лет он ждал. Каждый день каждой недели из этой тысячи лет он думал о Хале с любовью и нежностью, зная наверняка, что она вернется. Он так неистово тосковал по этому дню, что иногда боялся, что это причинит ему вред. Как же теперь он мог отвернуться от нее?

Просто препятствие, стоявшее между ним и Викторией, было так велико. Его отец. Негодяй, жестокий и бесчеловечный. Черт бы его побрал. Видар сжал зубы. Иногда в своих фантазиях он ночью пробирался в Валяскьяльв, врывался в трапезную и убивал всех их: своего ненавистного отца, своих подлецов-братьев, женщин с ничего не выражавшими лицами, которые окружали их…