Джиллиан Карр - Из жизни звезд

— Вон отсюда, паршивая сука!

Перед Моникой возник образ матери — униженной, оскорбленной, оплеванной в тот вечер, который никогда не изгладится из памяти.

— Моя мать — честнейшая, порядочнейшая, трудолюбивейшая женщина, которая когда-либо работала в фирме, а ты вышвырнула ее, словно рваный чулок! Ты можешь что угодно говорить обо мне, но если ты скажешь еще хоть одно худое слово о моей матери, то твоей заднице не поздоровится!

Шенна вырвалась и подскочила к столу. Трясущимися руками она открыла портфель и вынула оттуда большой конверт.

— Если твоя мать такая честная, почему ты так беспардонно лжешь? Говоришь — графиня? Меня душит дикий смех. Взгляни на эти бумаги и подумай, что скажет Ричард, когда увидит твою родословную, которая не лучше, чем у дворовой собаки!

Моника побледнела, как воск, увидев французскую печать на иммиграционных документах. Собственно говоря, она знала, какие имена могут стоять в графе, где должны быть названы ее родители.

«Мирей Д’Арси, урожденная Ловетт, белошвейка, и Жак Д’Арси, старший конюх…»

— Читай и заливайся слезами, моя милая! Это должно сбить фальшивую корону с твоей головы! Когда я покажу все это Ричарду и репортерам, все узнают, что ты жалкая обманщица и лгунья! Ты никакая не дочь графа де Шевалье, ты даже не Д’Арси! Ты просто незаконнорожденное ничтожество!

Моника готова была швырнуть бумаги в лицо Шенны, но что-то удержало ее. Она вгляделась в графу о родителях.

Жиро?

Моника перечитала документ. Жак Д’Арси вообще там не упоминался.

Здесь была какая-то ошибка. Ее отцом был назван Пьер Жиро, землевладелец.

Землевладелец Пьер Жиро… Но ведь… Но ведь он был графом де Шевалье!

Что?!

«Maman, почему ты никогда не говорила об этом? Все эти годы ты молча смотрела на мой маскарад, а правда заключается в том, что граф де Шевалье — мой отец! Если я и не графиня в полном смысле этого слова, то где-то очень близко к тому!»

Миллион вопросов пронесся у Моники в голове, но она смогла лишь воскликнуть:

— Merci, мисс Мальгрю! — Широко улыбнувшись, она прижала бумаги к груди. — Если бы ты не поленилась навести справки, ты бы узнала, что Пьер Жиро — это имя графа де Шевалье, моего отца. Быть незаконнорожденной в наши дни не считается позором. Позорно быть такой набитой дурой, в чем ты сейчас собственноручно и расписалась… А теперь ты сама выметешься отсюда или мне позвать охрану?

Шенна смотрела на нее, выпучив глаза, и было такое впечатление, что она сошла с ума.

В дверь просунула голову Линда.

— Совещание начнется в пять часов, мисс Д’Арси… Может быть, подать кофе?

— К черту кофе! Вина на стол! Большую бутыль! У нас сегодня праздник! — она положила бумаги в ящик письменного стола, заперла его и сунула ключ в карман. Не обращая внимания на Шенну, которая остолбенело застыла в центре комнаты, Моника взяла июньский номер журнала, испытав прилив глубочайшего удовлетворения.

Она сделала номер. Она вытащила его! И одержала внушительную победу над Шенной!

Моника с гордостью рассматривала журнал, с обложки которого смотрела похожая на принцессу Тери Михаэльсон, внутри было описание ее свадьбы.

На первой полосе крупными буквами давался анонс:

Свадебные советы пятидесяти знаменитостей!

И это было блестящей находкой Моники.

Чтобы компенсировать потерю Евы и Нико для журнала, Моника обратилась к голливудским кинозвездам высказать свои соображения об идеальной свадьбе, что они и сделали, передав журналу никогда ранее не публиковавшиеся фотографии свадебных торжеств и своего времяпровождения в период медового месяца.

Разворот журнала украшали блистательно сделанные гавайские снимки Аны и Джона, Тери и Брайена, ее самой с Ричардом. Следы Евы и Нико были тщательно заретушированы. Мысли пятидесяти знаменитостей, драма, разыгравшаяся на Мауи, — все вместе сыграло свою роль, и тираж журнала подскочил до астрономической цифры.

Удивительно, что головная боль у Моники внезапно прошла. Шенна мешкала с уходом — было такое впечатление, что она искала пули для оружия, которое оказалось незаряженным.

Моника направилась к двери.

— Ты знаешь, дорогая, — сказала она, взявшись за дверную ручку, — я уже давно хотела тебе сказать одну вещь. Макияж как-то в состоянии облагородить твою внешность, но никакие парижские духи не облагораживают кусок говна.

Она вышла раньше, чем Шенна сумела найти хоть какой-нибудь ответ. Стоя в дверях, Линда сурово сказала:

— Если у вас нет другого дела, мисс Мальгрю…

Шенна хлопнула крышкой портфеля, вылетела из офиса и пронеслась по вестибюлю, не взглянув ни на кого из своих бывших сотрудников.

Кое-кто из присутствующих при этой сцене уверял, что было слышно, как у нее скрипели зубы.

Жара была прямо-таки невыносимая. Лишь полощущиеся холщовые тенты, натянутые над ранчо Арни, хоть как-то защищали от безжалостных лучей июльского солнца. Пробки в знак протеста преждевременно вылетали из бутылок с шампанским.

Хотя официанты в смокингах подносили их в красных, белых и голубых ванночках со льдом, лед, однако, на глазах таял, и бутылки очень скоро оказывались в тепловатой воде.

Здесь были все. Прием напоминал праздник по случаю присуждения наград или официальный обед в Белом доме. Джулия Робертс, в элегантном, подчеркивающем фигуру красном платье из муара, Поль Ньюмен и Джоан Вудворд беседовали с Сильвестром Сталлоне возле купального бассейна. Дастин Хоффман, Роберт де Ниро и Френсис Форд Копио отдавали дань шашлыку и белужьей икре. К ним затем присоединились Хиллари Клинтон и Джин Фитцпатрик.

Прислуга сновала по горным дорогам, паркуя «джипы», «мерседесы», «вайпры» и «роллс-ройсы».

Официанты протискивались сквозь толпу, предлагая всевозможные деликатесы, в то время как из многочисленных громкоговорителей лились мелодии Элтона Джона.

Ана находилась в номере для гостей. В своем платье — настоящем шедевре Ангелины — она напоминала принцессу из волшебной сказки. Пока Луиза вплетала белые гардении в ее волосы, Ана трепетала от возбуждения. Ее пугало, что она впервые на своей памяти нервничала до такой степени, что могла забыть свою роль.

«Я люблю… Я люблю тебя, Джон Фаррелл. Больше, чем что-либо или кого-либо на свете».

Вчера вечером при луне Джон затеял с ней в бассейне Арни любовную игру. Когда вода скрыла их плечи, он спрятал лицо в ее мокрых волосах и сказал:

— Знаешь, Арни уговорил меня сыграть эпизодическую роль в картине, в которой ты снимаешься с Костнером.

Ана вопросительно посмотрела на его слабо освещенное луной лицо.

— Я буду играть судью, который приготавливает тебя к тюремному заключению в самом начале фильма.