Джиллиан Карр - Из жизни звезд

— Завтра у нас была бы свадьба… Bambina, пожалуйста, не делай этого… Не перечеркивай все хорошее, что было между нами, из-за одной идиотской ошибки.

— Это ты все перечеркнул, Нико. Мне ничего другого не остается.

— Нет! Погоди!.. Пожалуйста, Ева, моя обожаемая bambina! Послушай меня! Между Болоньей и Нью-Йорком существует тонкая золотая нить, которая повреждена, но не порвана! Жар нашей страсти может снова спаять ее! Если бы ты только дала мне шанс!.. Клянусь тебе, я больше не встречался с твоей сестрой! Она для меня — ничто… абсолютное ничто, Ева! Ты должна мне верить!

— Я больше никогда не смогу тебе верить, — Ева с трудом сдерживала слезы. — Наш разговор не имеет смысла, Нико. Отныне все то, что ты хочешь сказать, говори через адвокатов.

Она бросила трубку, прервав поток слов, которые все еще продолжали звучать на другом конце. Ева легла набок, укрылась розовым пледом и дала волю слезам.

«Я переболела им, я уверена, — сказала она себе, не замечая, что слезы ручьем стекают на подушку. — Для этого еще потребуется время, но рано или поздно боль пройдет… Должна пройти». Ева посмотрела на Беспризорницу.

— Он ушел навсегда, и ты должна к этому привыкнуть, — решительно сказала она кошке, вытирая слезы.

Ева прошла на кухню, выпила стакан молока и поделилась им с Беспризорницей.

— Конечно, это небольшое утешение, но все же лучше, чем ничего.

Ева старалась не думать о том, что могло бы быть, об уйме подарков, которые она вернула, о финской кружевной скатерти, которую она с грустью запрятала подальше, о том волнении, которое она испытывала бы накануне свадьбы.

Она не помнила, в котором часу уснула с журналом на груди, но проснулась, когда по радио передавали утренние известия. Ева тихонько застонала. В девять часов должна появиться Моника, и они поедут на завтрак.

Ева спустила слегла опухшие ноги на пол. По радио продолжали передавать восьмичасовые новости, и постепенно слова стали доходить до ее сознания.

«…По иронии судьбы он погиб в автокатастрофе. Свидетели говорят, что его машину занесло на узкой горной дороге, и он рухнул в ущелье глубиной свыше восьмидесяти футов. Один из величайших автогонщиков столетия, Нико Чезароне установил больше рекордов, чем кто-либо другой за всю историю автогонок. По слухам, в последние месяцы после разрыва со знаменитой фотомоделью Евой Хэмел, он проявлял повышенный интерес с спиртному, однако нет подтверждения тому, что алкоголь был причиной этой автокатастрофы…

Нет! Ева выключила радио на тумбочке. Ее глаза наполнились ужасом.

— Нет! — закричала она.

Нико не мог погибнуть. Ведь она разговаривала с ним вчера вечером.

Нет!!!

Ева сползла на пол — ноги занемели, и она едва держалась. Ее прошиб холодный пот. Она закрыла глаза, ее трясло, к горлу подступила тошнота, и сквозь серое марево ей виделись черные шелковистые волосы… удивительно красивое лицо… Зажигательные, гипнотизирующие глаза. Она видела человека, который вырвал ее из толпы в Лисабоне, угощал итальянскими деликатесами в Болонье и разбил ее сердце в Мауи.

«Нико, пожалуйста, не надо! — рыдала она, охваченная горем и одновременно яростью. — Мой бедный, мой глупый, мой потерянный Нико!»

«Мне не надо было соглашаться на встречу», — сказала себе Ева, услышав, что Марго заказала креветок с морковью и тайские специи. Ева взглянула на другие столики, где люди были погружены в оживленные беседы и не подозревали о той мелодраме, которая разыгрывается за ее столиком в бистро Аппер Ист Сайд. А может, у них свои мелодрамы. Может, вся жизнь состоит из них.

Она положила руку на вздутый живот. Младенец должен родиться через месяц, а сейчас выбрал момент для того, чтобы разбушеваться.

«Но ты, мой маленький, не беспокойся. Я дам тебе возможность посмеяться, как бы жизнь ни вынуждала нас плакать».

Ева смотрела на незнакомку с платиновыми волосами, сидящую напротив, и испытывала тоску, неприязнь и ненависть. Какой толк от этой встречи? Нико погиб, а что касается ее отношений с Марго, так они оборвались давно, еще задолго до того, как Ева уличила сестру в предательстве.

Это были похороны. Труп остыл уже давно.

— По крайней мере, ты не носишь вдовий траур. Отдаю тебе должное за это, — сказала Марго, вновь обращаясь к Еве после ухода официанта. Но ради Бога, Ева, пора и повзрослеть… Ты не можешь заставить себя даже взглянуть на меня.

— Я удивляюсь, что у тебя хватает совести смотреть на себя в зеркало.

Марго вздернула подбородок.

— Не стоит во всем винить только меня. Здесь замешаны оба, и вообще… Лично я считаю, что оказала тебе услугу. Я дала тебе возможность увидеть, что представляет собой Нико на самом деле и как он отличается от выдуманного тобой идеального возлюбленного.

Ева сняла с колен салфетку и стала подниматься из-за стола. Щеки ее пылали.

— Я не намерена выслушивать все это. Не пытайся оправдать то, что ты сделала. Этому нет оправдания, в этом нет никакой логики. Ты и раньше не была по-настоящему сестрой мне, но вся эта история — это нечто непостижимое даже для тебя самой, — она покачала головой, сдерживая подступающие рыдания. — В твоих жилах течет та же кровь, что и в моих, и по крайней мере для меня это кое-что значит.

Марго вскочила и загородила Еве дорогу.

— Посиди и посмотри на меня хоть раз в жизни. Ты такой ребенок! И всегда им была. Вечно бежала в спальню к маме и пугалась историй о привидениях… Чтобы донести на старшую сестру?

— Уйди с дороги! — выкрикнула Ева.

— После того как закончим разговор. Садись… Давай разберемся.

Ева глубоко вздохнула. Ей много чего хотелось сказать. За эти месяцы у нее немало накопилось.

«Сделай это до рождения ребенка. Выскажи все, что хотела сказать, и отделайся от гнева, — приказала она себе. — Раз и навсегда, пока это не причинит еще больше вреда.

Она тяжело опустилась на стул. Подошел официант с заказанными блюдами. Сидящие неподалеку посетители перестали есть и стали оглядываться на них. Ева занялась жареным цыпленком, выжидая, когда внимание соседей притупится, а сама она несколько поостынет.

Официант наполнил фужеры водой и удалился. Марго набросилась на креветки с морковью.

Ева игнорировала устремленный на нее ледяной взгляд опаловых глаз. Наконец она отрезала кусочек сдобренного имбирным соусом цыпленка и заставила себя прожевать его.

— Ты, конечно, намерена рассказать все матери?

— Какой в этом смысл? От этого больно будет только ей, а тебе это без разницы, — и хладнокровно добавила: — Вот отец может утратить иллюзии в отношении своей блистательной девочки… Я думаю, тебя именно это волнует, не правда ли?

Удар достиг цели. Марго мгновенно вспыхнула. Она раскрыла серебряный портсигар, взяла длинную сигарету и быстро прикурила.