Джиллиан Карр - Из жизни звезд

Ричард сунул записную книжку в нагрудный карман синего костюма и в задумчивости поджал губы. Моника не должна узнать о том, что цифры тиража никогда не были такими обескураживающими, как он их представлял, или о том, что они сейчас близки к умопомрачительным. Успех заставляет людей почивать на лаврах. Он не может допустить этого. Он вынужден держать Монику в уверенности, что тираж еще не вполне на высоте, продолжать оказывать на нее давление, требовать от нее не ослаблять усилий.

Покупка Теогастусом «Идеальной невесты» станет грандиозным успехом Ричарда. Благодаря напору и цепкости Моники он получит от Генри отличный куш.

«Она около месяца пробудет на островах… Отдохнет, расслабится, музыка и средиземноморская луна размягчат ее, и она спокойно перенесет новость о том, что оказалась частью и предметом сделки».

Конечно, вначале она рассердится, когда узнает, что на год переходит к новому боссу, но он постарается убедить ее в разумности сделки, а двадцатипятипроцентная надбавка к жалованью поспособствует ее прозрению. Теогастус совсем не дурак. Он потребовал письменные гарантии от Ричарда в том, что Моника останется главным редактором в течение года с момента совершения покупки, чтобы он смог без потрясений пережить переходный период.

«А после этого, — подумал Ричард, — у меня есть другие предложения для нее».

Садясь за столик, Ричард улыбнулся Монике.

— Все улажено. Тебе наверняка будет по душе то, что я приготовил для тебя. Но… есть и менее приятное сообщение. Я звонил Сандре по поводу окончательных цифр за июнь и…

Моника оставила виски. Она почувствовала спазм в желудке.

— О чем ты говоришь? Хорошие цифры! И все показатели положительные.

Ричард покачал головой, вновь откидываясь на стуле.

Моника вцепилась пальцами в край стола.

— Они хорошие, это верно, но все же недостаточные, — сказал он спокойно. Не вполне такие, как мы рассчитывали. Ты проделала дьявольскую работу, Мо, но цифры не достигли нужного уровня. После медового месяца придется налечь с удвоенной силой. Я думал, что мы заткнем рот Макартуру через несколько месяцев, но для этого нужно, чтобы октябрь и ноябрь принес по-настоящему блестящие цифры.

— Какие они сейчас? Ты можешь их назвать? — потребовала Моника, смачивая пересохшие губы. — Они должны были вырасти по крайней мере на двадцать процентов.

— Не сию минуту, — покачал головой Ричард. — Сейчас наш вечер. Не будем думать о делах сегодня. Меня интересует лишь одна идеальная невеста — это ты!

— Но…

— Выбрось все из головы до того времени, когда мы вернемся из Греции, — жестко сказал Ричард. Он погладил ее руку и, видя беспокойство с примесью вины в ее глазах, сказал с добродушнейшей улыбкой:

— Расслабься, Мо. Это наш вечер, — он поднес ее руку к своим губам и, страстно глядя ей в глаза, почувствовал тыльную сторону ладони.

— Я никогда не говорил тебе, моя обожаемая графиня, как люблю тебя?

Моника открыла глаза за пятнадцать минут до звонка будильника и сладко потянулась в громадной кровати гостевой спальни Евы.

«Ну, вот и нет возврата назад. Остается шесть часов до того момента, как я войду в церковь, имея лишь чуть более презентабельный вид, чем в этот момент».

Моника и Ева засиделись до трех часов ночи, и хихикая, словно пятнадцатилетние. Ни одна из них не могла похвалиться хорошим сном в последние несколько недель. Ребенок давил на мочевой пузырь, и Ева без конца бегала в туалет. А на мозг Моники давили разные мысли, и она не могла заснуть, куря одну сигарету за другой и поглощая неимоверное количество кофе. Встав под душ, она ахнула и пустила на полную мощность струю, моля Бога о том, чтобы рассосались мешки под глазами.

Еще не высохшая, Моника прошла на кухню, привлеченная пьянящим запахом кофе со сливками, на ходу зажигая сигарету.

— Тебе надо отделаться от этой привычки, — вместо приветствия сказала ей Ева. — Или ты не хочешь дожить до золотой свадьбы с Ричардом?

Моника сделала гримасу и налила себе кофе.

— Кроме того, ты обещала не курить здесь. Ради ребенка, — напомнила ей Ева.

— Уф, забыла, — Моника загасила в пепельнице сигарету и виновато улыбнулась. Она достала из холодильника грейпфрут. — Между прочим, ты мне так и не сказала, кто сопровождает тебя на свадьбе.

— Верно, не говорила…

— Так кто же?

К удивлению Моники, Ева смутилась, словно школьница.

— Ты, в общем-то, знаешь его… Помнишь Эндрю Леонетти?

Моника уронила грейпфрут, напугав Беспризорницу, которая собиралась было пристроиться на стуле.

— Я не знала… Ты встречаешься в ним?

Ева засмеялась, отвела выбившуюся прядь волос за ухо. Она поправилась на сорок фунтов, и живот ее достиг размеров фарфорового Будды, но в пушистом желтом халате она казалась свежей и цветущей, хотя полы халата едва сходились на ее животе.

— Ну, мы немного поговорили на Гавайях. А когда он узнал о гибели Нико в автокатастрофе, он позвонил мне из Аризоны… Он славный.

— И симпатичный, — поспешно заметила Моника.

— И симпатичный, — спокойно согласилась Ева, гладя Беспризорницу, которая запрыгнула ей на колени. — Но ты не думай Бог знает чего… Эндрю в прошлом месяце приезжал сюда на конференцию по вопросам воспитания детей, больных аутизмом, и мы встретились за обедом, вот и все.

— «Вот и все…» Все ли? Мы прокалякали с тобой до трех часов, а ты приберегла эту новость на сегодня?

— Каждый имеет право на маленькие секреты, — произнесла Ева, отставив чашку и напустив на себя строгий вид. — Тебе яичницу — болтунью или глазунью?

Моника заявила, что она ничего не хочет, и с удовольствием наблюдала за тем, как Ева расправилась с болтуньей из четырех яиц с гренком в масле и пончиком, запивая все это клубничным соком. Будет ли она тоже есть как лошадь, если забеременеет? Сейчас ей не хотелось даже думать о еде.

Она пыталась вообразить, что беременна ребенком Ричарда, а ей рисовался нелепый образ няни, которая подносит ей младенца, в кулачке малыша — трубка, а с пуповины его свисает крупная денежная купюра.

Не зная, приходить в ужас от такого видения или смеяться, Моника сказала Еве:

— Судя по твоему аппетиту, мой крестник будет похож на борца сумо. Обещай мне, что ты не родишь толстячка, пока я буду венчаться.

Около двух часов в квартире Евы закипела работа. Дженна, Делия и Ева носились в шелковых голубых нарядах, а парикмахер Моники занимался укладкой ее волос.

Клара потчевала ароматным кофе гримера, фотографа и двух его ассистентов, а тем временем ворвалась Линда и торжественно положила на счастье шестипенсовую монету в украшенную жемчугом и стеклярусом туфлю Моники.