Ольга Тартынская - Такое кино

Мордвинова уже десятый сон видела, когда вдруг подскочила на кровати от оглушительной трели домофона. Машинально поглядела на часы: половина третьего ночи. Первая мысль была об Ане, но с какого перепугу дочь будет звонить ночью в домофон? Тогда кто?

Женя немного выждала: вдруг ошиблись. Однако трезвон не прекращался, казалось, что он разбудит сейчас весь дом. Женя подкралась к домофону, осторожно сняла трубку.

— Да?

— Открывай, а то я сейчас околею на этом гребаном ветру! — хрипло проорала трубка.

— Кто это? — спросила Женя с недоумением.

— Женька, ты что, совсем офонарела? Открывай быстрее, я замерз!

Господи, да это же Туринский! Она нажала на кнопку домофона, щелкнула замком двери и забегала по комнате, хватая халат, расческу, все, что под руку попадалось. Туринский ввалился весь заснеженный, с красными руками.

— С ума сойти! — ахнула Женя. — Ты откуда такой?

— Пешком шел от моста, потому что этот…

— Не ругайся!

— …таксист-кавказец не повез меня сюда. Не по пути, говорит. А по-моему, просто струсил. Я его припугнул, он машину остановил и говорит: «Топай на своих двоих».

Мордвинова поняла, что знаменитый режиссер пьян в стельку.

— Что ты несешь? — пробормотала она, помогая Виктору Алексеевичу снять пуховую куртку. — Где твои перчатки?

— Хрен их знает.

Вид у него был несчастнейший. Женя протащила помороженного режиссера на кухню, достала водку и взялась растирать его руки.

— Полегче, полегче! — возмутился он. — Я не дам тебе зря переводить ценный продукт.

Как-то исхитрившись, Туринский выхватил из рук Жени бутылку и пристроился пить прямо из горлышка.

— Да хватит тебе! — Женя вырвала бутылку. — Не бережешь себя совсем.

Она заварила чай прямо в кружке и подала ее Туринскому.

— О, вот это хорошо! — обрадовался тот. — Сейчас согреюсь. А у тебя тепло. — Тут он рассмеялся. — Помнишь, Женька, была как-то жутко холодная зима в Питере, мы мерзли отчаянно и грелись с тобой спиртом «Рояль»? Его тогда везде продавали…

Мордвиновой не понравились его воспоминания.

— Слушай, ты почему ночью болтаешься по городу? Почему дома не сидишь?

Туринский скорчил пьяную гримасу:

— Дома! Это не дом, а карцер. Тебя бы туда…

Женя оторопела:

— Ты понимаешь, что говоришь, или совсем плохой? Витька!

Туринский тяжко вздохнул и снова потянулся к бутылке.

— Ну уж нет! — Женя унесла водку к себе в комнату и убрала в шкаф.

— Хватит уже, — вернувшись, сказала она. — Послушай сам, что ты несешь. И я вообще не понимаю, что ты тут делаешь!

Однако Туринский не ответил. Он замер, положив голову на сложенные на столе руки.

— Ты что, спишь? — возмутилась Мордвинова.

— Не, не сплю, я на тапочки смотрю, — пробормотал всемирно известный режиссер.

Женя тормошила его, звала, но безуспешно. Отогревшись, Виктор Алексеевич впал в крепкий сон. Мордвинова стояла над ним в растерянности и не знала, что дальше делать. Хорошо, Ани дома нет, однако утром она вернется, а тут, на кухне, такое…

Женя разобрала в своей комнате гостевое кресло и вернулась за режиссером. Она попыталась приподнять спящего, чтобы переправить его на кресло. Туринский что-то бормотал и отбрыкивался. С большим трудом Мордвиновой удалось стянуть его с табурета и удержать от падения на пол. Закинув его руку себе на плечо, она поволокла тело в комнату. Туринский недовольно мычал:

— Что за женщина, зверь! Покоя нет…

Однако, перебирая ногами, доковылял-таки до кресла. Он упал на постель прямо в одежде. Женя не стала больше его трогать, только накрыла пледом.

Она села возле спящего и задумалась, рассматривая его лицо. Когда не светят его ясные молодые глаза, Туринский кажется уставшим и пожившим ловеласом. Он красив и теперь, с этой гривой седых волос, резкими морщинами сухого лица, внушительным носом и решительными губами. Жене тотчас вспомнилась ночь после юбилея, и она покраснела, как институтка.

Что за напасть? Я бегу от него, гоню от себя, а он все лезет и лезет в мою жизнь! Хотя, если уж быть совсем честной, я сама спровоцировала это, позвонив ему и пригласив на юбилей. Но кто же знал!

Однако когда Мордвинова ложилась спать, она отчего-то чувствовала себя необыкновенно счастливой. Саднящая пустота, от которой она безумно устала за последние годы, исчезла, мир вдруг наполнился и стал гармоничным. И ведь только от того, что этот сумасшедший режиссер спал в ее комнате!..

Наутро Женя проснулась с чувством, что ей приснился хороший теплый сон. Вспомнив все, она тотчас подскочила и посмотрела на кресло. Оно было сложено, стопка белья аккуратно пристроена на подлокотнике. Ушел… И слава Богу.

Женя направилась в ванную. Пока чистила зубы, стояла под душем, силилась не плакать. Ничего не произошло. Ну, занесло беднягу нечаянно по старому адресу. Выкинуть из головы и тотчас забыть. Однако в горле стоял ком, а сердце словно сжали тисками. Господи, как я его ненавижу!

Когда Женя вышла из ванной, Туринский хозяйничал на кухне.

— Что ты опять тут делаешь? — воскликнула она от неожиданности, запахиваясь в банный халат.

Виктор Алексеевич покосился на ее оголенные коленки и невозмутимо произнес:

— Иди одевайся, соня, я жратвы принес, сейчас завтракать будем.

Нечего делать, она подчинилась. Поспешно приводя себя в порядок, подкрашиваясь и причесываясь, вдруг резко остановилась и решительно стерла помаду с губ. Что я делаю? Зачем? Хочу ему понравиться, что ли? Нечестно, постыдно. Он женат, и этим все сказано.

Уже без всякого энтузиазма Мордвинова облачилась в свою повседневную одежду: майку и шаровары. Пусть видит меня такой, нечего! Я ведь не всегда в вечерних нарядах щеголяю.

Она вышла на кухню, Туринский уже накрывал на стол. Он успел приготовить омлет с ветчиной и зеленью, настрогал салат из овощей, нарезал копченой колбасы и бекона. У Жени глаза на лоб полезли от такого изобилия. Режиссер по-хозяйски слазил в холодильник и достал оттуда бутылку водки.

— С утра? — удивилась Женя. Она ждала, что вот-вот вернется Аня.

— Чуть-чуть, для аппетита! — Туринский разлил водку по стопкам. — Налетай.

Женя опять подчинилась, удивляясь самой себе. Они выпили и со вкусом закусили.

— Там я вам накидал кое-чего, — жуя колбасу, сказал Туринский, — а то сунулся в холодильник, а там мышь повесилась. Евгения Тимофеевна, что так бедно-то?

— А то! — вскинулась тотчас Мордвинова. — Денег нет, не заплатили за месяц работы, и неизвестно, оплатят ли вообще.

— Ну, ты не журись, дам я тебе денег. — Туринский снова разлил водку по стопкам.

— Еще чего! — Женя выпила не поморщившись. — У тебя я не возьму.

— А что так? Гордая, да?

Жене стало смешно, и она прыснула.