Максим Исаев - Оживление

- Ну как водичка? - спросил я ее, моргая глазом.

- Дурак, разве ты не видел, как меня лошадь понесла?

- Можно было остановиться и раньше, у Американского посольства.

Она вдруг заплакала. Я вспомнил, как она ударила меня плеткой, и подумал, что есть все-таки справедливость на свете.

- А зачем ты меня хлестнула плеткой по морде?

- Ты же ехал всю дорогу сзади меня, как я могла тебя ударить?

Вот это номер! И такое наглое вранье, без всякого стеснения! И сейчас я еще буду доказывать ей, что я не верблюд, и что синяк под глазом мне не могли поставить вчера в драке у винного магазина, поскольку я вовремя смылся оттуда.

- Ты, я вижу, уже совсем лыко не вяжешь, а ведь прошло всего два месяца, как мы расстались. Слава Богу, я спустила тебя с лестницы вовремя, надо было еще раньше это сделать, говорили мне все подруги, да прогони ты его к матери, разведись и начни нормальную жизнь, нет, ты опять ко мне пристал, вонючий козел, хоть бы побрился!

- Да ты что, совсем сдурела, какая лестница, какие подруги, какие пьяные дружки! Успокойся вначале, подсохни, а потом будешь вспоминать, кого ты хотела отправить к чертовой матери. Я тут живу почти как святой, питаюсь водой с хлебом, а ты мне такое говоришь!

- Совсем заврался, видали этого святого. Ладно, надоел ты мне до смерти, иди отсюда скорее, чтоб духу твоего здесь не было больше.

Она выжала подол платья и направилась к Дому Художника. Я прямо остолбенел от ее слов, зачем она так меня обижает ни за что ни про что. Вот все-таки гадина какая, вот стерва! Я не выдержал, подбежал к ней и со всего размаху врезал ей по мокрой попе. Пусть отвечает за свои слова! Она посмотрела на меня и вдруг сменила гнев на милость.

- Ладно, раз уж ты меня догнал, придется таскаться с тобой сегодня. Сейчас зайдем внутрь, я переоденусь, там сейчас как раз выставка костюма, и потом мне надо просушить как следует волосы, я вся до нитки промокла.

Может, врезать ей еще раз, тогда она все вспомнит и станет совсем шелковой? Эти перемены меня всегда в ней потрясали. О чем это я? А как же сигнализация в музее? И потом мне тоже надо бы переодеться.

- Нет, к сожалению, с тобой уже все ясно. А благотворительностью я не занимаюсь.

- Но, может быть...

- Нет, ну что ты милый, пойми, у тебя уже все кончено, и с тобой все в порядке.

- Как в порядке?

- Слушай, и ты еще чем-то недоволен, после того как я тебя столько раз прощала, столько раз уступала тебе, столько раз вытаскивала тебя с того света!

- Вот интересно, а я думал, что это ты мне устроила такую веселую жизнь.

- Ну, хватит, я совсем замерзла.

Мы подошли к Дому со стороны лежачих памятников. Дзержинский был уже весь зеленый, а вот колени Калинина - какая игра слов! - сверкали, отполированные попами туристов, фотографирующихся на память. Сталин, облитый красной краской, лежал лицом в землю.

Она поискала что-то вокруг, потом нагнулась к какому-то канализационному люку с номером 666, попробовала сдвинуть чугунную крышку носком туфли, но лишь поцарапала лаковую поверхность. Кто ж так обращается с хорошей обувью!

- Давай-ка, пролетарий, напряги свои силы и подыми крышку. Измазав все пальцы в грязи, я с трудом подцепил тяжелый люк и открыл его. В лицо пахнуло теплой сыростью. Я привязал свою лошадь к маленькому заборчику, и мы принялись спускаться вниз. Я пропустил ее вперед, чтобы она не завалила меня сверху тяжелым люком. Один раз они меня уже надули. Внизу, как ни странно, было сухо. Своды освещались красными и синими лампочками, как в метро. Минут через десять подземный ход вывел нас к железной двери, герцогиня сняла ключик, болтавшийся на ее шее на золотой цепочке, и открыла замок.

Все-таки если человек идиот, то это надолго. У нее же везде свои люди, и она хочет от меня отделаться, я это знаю, и тем не менее иду за ней неизвестно куда. А здорово, что у нее есть ключик от всех дверей. Надо бы запомнить этот люк, номер его я хорошо запомнил, да и все знают это число, неужели все их ходы и люки помечены так страшно - числом Дьявола, и нужен только ключ, чтобы пройти куда угодно, зная только, где все эти люки лежат? Теперь обязательно буду смотреть на номера всех канализационных люков. А еще однажды я видел "Запорожец" с номером 666, и как можно ездить на такой дьявольской машине!

Она захлопнула дверь в подземный ход и включила лампочку. Мы были в каком-то подсобном помещении для сиделок и служителей. Кругом висели на гвоздях старые халаты с буквами ГТГ - "Государственная Третьяковская Галерея", под стульями аккуратно выстроились теплые тапочки, на стенах висели старые календари с обведенными днями рождений и опасных дней под портретами Ленина и Брежнева, у розетки стоял электрический чайник и обогреватель. Герцогиня привычно воткнула в розетку вилку обогревателя, налила в чайник воды и поставила его на стол. Можно подумать, она тут работает. Я разглядывал награды Брежнева. Она повернулась ко мне спиной и сказала:

- Расстегни-ка мне пуговицы, дубина.

Мокрое прозрачное платье облегало ее стройную фигуру. Еще простудится, бедняжка. Мне вдруг показалось, что я работаю сторожем музея уже лет десять, а она спустилась сюда просто переодеться. На столе, рядом с чайником, я заметил знакомую коричневую тетрадь. Это была Книга Учета.

Глава 15

Книга Учета. Книга Разврата. Инженер Андреев.

- Зайчик, о чем ты думаешь?

- Так, ни о чем.

Они заканчивали ужин, состоящий из селедки с луком, картошки и черного хлеба с маслом. Было жарко, сразу захотелось пить, и они ждали, когда же начнут разносить чай.

Море к вечеру немного успокоилось, после бурного ветреного дня не все пассажиры смогли подняться к ужину с коек, и ресторан "Адмирала Нахимова" был почти пуст. На пятые сутки плавания все возможные блюда уже прошли свой путь, и снова наступила очередь жаренной картошки, которую Андреев любил больше всего на свете и мог есть каждый день.

- Я больше не могу, доешь за меня.

Жена пододвинула к нему свою тарелку. К концу южного отпуска цвет ее кожи почти сравнялся с цветом ее длинных волос, которые выгорели на солнце до золотисто-рыжего цвета. Ее большие глаза после еды и качки слегка туманились. Андреев с трудом доедал остывшую картошку. Она глядела на него, подперев щеку рукой.

- Когда уже ты кончишь есть?

- За тобой же доедаю. Все, все, дорогая, бегу за чаем.

Он схватил два стакана в подстаканниках и пошел к столику с чаем. Чай, слава Богу, сегодня без сахара. Подстаканник сразу нагрелся от кипятка, Андрееву пришлось по дороге сделать остановку на чужом столике, за которым сидела одинокая блондинка, которую он давно приметил. Блондинка молча посмотрела на него. Жена заметит, - вот весь ты в этом, хочешь ее, да? - но Андреев порадовался, что она будет его ревновать, ведь на самом деле он любил только ее одну.