Э Оппенгейм - Счастье Харви Гаррарда

Когда кельнер принес блюдо со спаржей и бутылку шампанского, ее детский восторг достиг предела.

- Вы, должно быть, решили, что я страшная обжора. Уверяю вас, это не так. Просто за последнюю неделю я ни разу не ела досыта.., и была очень расстроена. А потом очутилась в Лондоне, совсем одна, а это, согласитесь, не очень-то приятно.

Он слушал ее, присматривался к ней и вдруг неожиданно понял, что она очень красива. Бледность ее лица резко оттеняла нежные брови, темные, но словно светившиеся изнутри глаза, алые от природы полные мягкие губы... Женщины играли в его жизни столь незначительную роль, что этот ужин вдвоем казался ему чуть ли не событием. С некоторым удивлением он чествовал, как приятно ему отмечать в ней все, что отвечало его строгому, взыскательному вкусу: ухоженные руки, просто причесанные темные волосы, отсутствие драгоценностей, скромную элегантность черного платья, которое - несмотря на всю свою неопытность в подобных вопросах быстро понял он - стоило, вероятно, очень дешево. Ему было хорошо. Так хорошо, что он с явной неохотой подумывал о близком расставании с нею и возвращении домой. Харви заказал кофе и, даже бровью не поведя, выпил крепкий мятный напиток, который она заказала, по ошибке приняв за ликер.

- Расскажите о вашей жизни в Париже, - попросил он.

Она взяла предложенную им папиросу.

- В ней нет ничего оригинального, мистер Гаррард. Когда-то моя мать была известной актрисой. Отец, против воли семьи, приехал в Париж учиться живописи. Он так и не прославился, и мы бедствовали. Тогда отец решил заняться торговлей, но оказался к ней совершенно неспособным. Пять лет назад он умер.

Мать же слишком состарилась для своих ролей и часто оставалась без ангажемента.

- А вы? Вам никогда не хотелось играть на сцене?

- Мать была против.

- Почему?

Она задумчиво стряхнула пепел с папиросы и ответила:

- Она твердила, что подмостки опасны для молодых и неопытных актрис. Моя любовь к роскоши не была для нее тайной. Кроме того, мне предлагали выступать в ее ролях, и при одной мысли об этом она страшно возмущалась. Это и понятно...

Он кивнул.

- После смерти отца дед присылал нам небольшие суммы. Я изучала стенографию и машинопись. Потом умерла мать. Я написала деду и получила очень теплый ответ. Он утешал меня, обещая позаботиться о моей дальнейшей судьбе. А потом... Впрочем, остальное вы уже знаете. Вот и вся история моей жизни, мистер Гаррард.

- И никаких романов?

- Француз никогда бы не задал такого вопроса, - улыбнулась она. - Вы хотите, чтобы я вам исповедалась?

- Хочу.

- То, что я сейчас скажу, звучит унизительно, но меня никак не компрометирует. Большинству мужчин я совершенно не нравлюсь. Сама не знаю, почему. Может быть, вы мне это объясните, мистер Гаррард?

Харви медлил с ответом. Чтобы как-то выиграть время, он подозвал кельнера и заказал бренди. Потом снова повернулся к ней и спокойно сказал:

- Я, право, затрудняюсь. У меня очень мало опыта по женской части, но если вас интересует мое мнение...

- Продолжайте.

- ..То мужчины, которые не находят вас привлекательной, начисто лишены вкуса.

- Это комплимент, хотя и не французский. Надеюсь, вы искренне верите в то, что говорите.

- Дорогая мисс, да вы смеетесь надо мной! Я уже достаточно стар.., а сколько вам лет?

- В Париже, где молодость в большой моде, я считалась уже старой девой. Мне двадцать два.

- Всего-то? Вы не помолвлены и не...

- Уж не собираетесь ли вы сделаться моим опекуном?

- А почему бы и нет?

Она ничего не ответила, и он почувствовал, что зашел, пожалуй, слишком далеко. Харви отлично понимал: из-под маски равнодушия за ним зорко наблюдают. Но он напрасно волновался. Его поведение действовало на нее успокаивающе. Она видела в нем только хорошее воспитание и порядочность.

- А сколько лет вам? - непринужденно спросила она.

- Тридцать восемь. Я достаточно стар для того...

- Для.., для чего?

- Для того, чтобы искренне и бескорыстно любоваться вами.

- Я провела с вами замечательный вечер, мистер Гаррард. Все мрачные мысли исчезли, и я счастлива.

- Мрачные мысли?

- Да... Я все спрашивала себя, действительно ли дед умер в вашей приемной от разрыва сердца? Ведь если деньги были при нем, его могли убить и ограбить! В газетах столько об этом пишут! Вы будете смеяться надо мной, но я так испугалась!

Он не смеялся. Он смотрел на нее, словно сквозь туман, и проклинал свою слабость. Краска сбежала с его лица, на лбу выступил пот.

- Это похоже на детективный роман, - пробормотал он.

Она снова посмотрела на него с тем же загадочным выражением.

- Вы выглядите испуганным.

- А как вы думаете? Я во главе фирмы всего несколько дней и совершенно не уверен, что среди моих служащих нет какого-нибудь мошенника. Однако медицинское заключение исключает всякую мысль об убийстве.

- Простите, я жалею, что заговорила об этом. Вы так добры ко мне, а я... У деда в Лондоне было много друзей. Все они прислали сочувственные письма, но помощи не предложил никто.

- Вероятно, они просто не знали, в каком вы положении. Завтра утром я отплываю в Америку. Мой кассир получит распоряжение выдавать вам деньги по вашему первому требованию.

Она допила кофе и поднялась.

- С этим можно подождать до вашего возвращения. Благодарю вас за чудесный ужин.

Девушка дружески кивнула ему и направилась к лифту. Он же не мог отделаться от странного впечатления, что пережитое им сегодня неминуемо отразится на всей его жизни.

Глава 12

- Харви, Харви, да проснись же! Кто-то грубо тряс его за плечо. Открыв глаза, он с удивлением увидел перед собой Мильдред. Ее глаза пылали гневом.

- Что это значит, Харви?

- Что именно? То, что я сплю? И поэтому ты будишь меня среди ночи?

- Не притворяйся, ты все отлично понял! Что означают эти два чемодана внизу с ярлыками "В НЬЮ-ЙОРК"?? Ты же просто удираешь от своих кредиторов!

- Ах, во-о-от оно что! Что за глупости? Это обычная деловая поездка!

- Ну уж меня-то ты не проведешь! Какие у тебя могут быть дела в Нью-Йорке? Чушь! Ты собираешься там спрятаться от долгов. Отлично. Так даже лучше. Но оставлять меня без денег - подлость!

- Я же дал тебе пятьсот фунтов!

- Пятьсот фунтов?? А все остальное прихватил с собой!

Он окончательно проснулся и сел на постели.

- Не болтай глупости, Мильдред. На ближайшее время ты обеспечена, а через три недели я вернусь. Я взял уже обратный билет на тот же пароход.

- Сколько денег ты берешь с собой?

- Какое твое дело? - разозлился он.

- Это твое последнее слово, Харви?

- Но я сказал тебе правду!

Она выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

Он снова лег. Это был уже полный разрыв. Долгие годы он смотрел на ее эгоизм и равнодушие, как на нечто вполне закономерное, и давал ей все, что мог. И при первом же испытании она предала его. Теперь он думал о предстоящей поездке с радостью и облегчением. Там будет другая жизнь, в которой Мильдред нет места.