Дафна Калотай - В память о тебе

Серьги прибалтийского янтаря.Приблизительное время изготовления — 1880 год. Два кабошона диаметром 1/2 дюйма. В каждом ясно видно по окаменевшему грибному комарику (Diptera). Кабошоны оправлены в овальное плетение желтого золота. Проба золота — 14 каратов, 56 золотников согласно русскому стандарту. Частично стертое клеймо ювелира «А Б» кириллицей (Антон Боровой, Москва).

Цена — $ 15.000—20.000.

Кулон прибалтийского янтаря.Приблизительное время изготовления — 1880 год. Кабошон диаметром 3/4 дюйма с инклюзией — паукообразным насекомым с яйцами в паутинном коконе. Хорошая прозрачность, незначительные поверхностные дефекты. Кабошон оправлен в овальное плетение желтого золота. Проба золота — 14 каратов, 56 золотников согласно русскому стандарту. Клеймо ювелира «А Б» кириллицей (Антон Боровой, Москва). Золотая цепочка филигранной работы длиною 30 дюймов. Спирально-кольцевая застежка.

Цена — $ 50.000-70.000.

Примечание. Хотя данный лот не является частью коллекции Нины Ревской, мы уверены, что он принадлежит к первоначальному янтарному набору, созданному Антоном Боровым.

Днем почтальон доставил весточку от Шепли. Старый друг предпочитал присылать большие поздравительные открытки с репродукциями картин маслом. На этот раз на Нину смотрела черноволосая женщина в длинном платье с зонтиком от солнца. Должно быть, француженка. Девятнадцатый век.

На развороте мелким, аккуратным почерком Шепли было написано:

Моя дорогая Нина!

Ты не находишь, что эта женщина похожа на тебя? Роберт считает так же, как и я. Извини, дорогая, но я не смогу приехать в Бостон раньше мая. В апреле будет неудобно, а в последнюю неделю месяца я должен быть в Лос-Анджелесе на церемонии вручения награды. Ничего сверхординарного. Скромная награда местного значения, но пренебречь оказанной мне честью было бы верхом бескультурья. Жаль, что мы не сможем увидеться раньше. Я надеюсь, что ты поставишь эту открытку под эстампом Боннара [54] Пьер Боннар (1867–1947) — французский живописец и график. . Цвета, насколько я помню, будут прекрасно сочетаться.

Нина нахмурилась, подъезжая к стене, на которой висел Боннар. Такими пустяками она обычно не занималась, но на этот раз послушно поставила открытку на столик рядом с эстампом.

«Награда местного значения… Так вот, значит, как обстоят дела. Ладно, не будем его винить. Какая радость от поездки к такой старой развалине как я? А тут награда».

— Вы точно себя хорошо чувствуете?

Сидевшая в гостиной Синтия оторвалась от журнала и, нахмурив лоб, всмотрелась в ее лицо.

— Хорошо.

Слова давались Нине с трудом, словно когтистая лапа драла ей грудь.

Услышанное не убедило медсестру, тем не менее она, продолжая хмуриться, вернулась к чтению. Синтия предпочитала бульварную прессу, полную сплетен о знаменитостях.

— Я начинаю стесняться своего бриллиантика, — борясь с легким акцентом, сказала она. — Я и представить не могла, что вы настолько богаты.

Только сейчас Нина поняла, что в руках у нее вовсе не журнал, а каталог предстоящего аукциона. Его напечатали, и он уже поступил в свободную продажу. «Беллер» прислал ей один экземпляр по почте. Теперь он лежал на коленях Синтии.

— Богата? Я больше не надеваю драгоценности.

Ледяные когти вновь полоснули по живому. Лечащий врач часто повторял Нине, что ее случай далеко не самый серьезный. Однажды он лечил женщину, которая провела двадцать лет жизни, лежа на досках. Она не могла даже сидеть в инвалидном кресле.

— Моя мода сейчас — домашние тапочки.

Синтия засмеялась. Нинины ноги были непомерно худыми и длинными.

— Некоторые тапочки очень даже ничего. Вот эти, например, под цвет ваших глаз.

Нина не смотрела на нее.

— Можете забрать каталог себе.

— Правда?

— Мне он не нужен.

— Не надейтесь спровадить меня раньше времени, милочка. Я готовлю ужин.

Хорошо, что до аукциона осталось не так уж много времени. Всего три недели. Может, после него воспоминания оставят ее. Нина вздохнула. Слишком громко. Может ли человек умереть от боли? Раньше Нина особо не задумывалась над тем, как умрет. Но в последнее время многие из ее друзей и знакомых отошли в мир иной или с ними случились разные «большие неприятности». София, балерина, которую она знала по Парижу, умерла от лейкемии. Беатриса заболела болезнью Альцгеймера в относительно «молодом» возрасте. До девяноста двух лет Эдмонд вел активный образ жизни, но потом сломал бедро и вскоре умер. Бедняжка Вероника сошла с ума и теперь находится в государственной клинике для душевнобольных в Лидсе.

По крайней мере, ее ум ясен. Она отказалась от таблеток и сказала Синтии, что сможет справиться с болью. Это ее выбор. В конце концов, она ведь была балериной.

Без таблеток ее восприятие мира обострилось. Даже забавно! Нина искала малейшую возможность отвлечься от боли. Вчера, например, она долго, превозмогая боль, рассказывала Синтии о военных годах, о концертах для раненых в одном из госпиталей. Она помнила ужасный запах пожарищ. Иногда он преследовал ее даже сейчас, по прошествии стольких лет.

Нина подкатила коляску к окну и стала смотреть на деревья. Скоро они покроются почками, а пока она видела лишь скрюченные ветки, словно проступающую на фоне неба паутину вен. Дни уже стали длиннее. Обычно ей нравилось следить за тем, как ночь уступает место дню, но сейчас это только усугубляло тяжесть ожидания. Если бы Шепли был сейчас с ней… Если бы он приехал и разогнал ее тоску… Но награда…

— Может, поставить другой компакт-диск?

Раньше аудиопроигрыватель играл Баха, но теперь музыка смолкла. Нина даже не заметила, когда это случилось.

— Да, Синтия, поставьте, пожалуйста! Большое спасибо.

Не прошло и минуты, как через колонки в комнату полились звуки «Бронзового всадника» Глиэра [55] Рейнгольд Эрнест Морицевич Глиэр (1874–1956) — советский композитор немецкого происхождения, лауреат трех Сталинских премий первой степени (1946, 1948, 1950 гг.). . Волна холода разлилась по ее рукам и ногам. Нина прикрыла глаза и замерла, слушая. В воображении она снова танцевала на сцене.

Апрель 1951 года. Небо серое, воздух холодный, и только золотистые мимозы, привезенные с Кавказа, в руках уличных торговок наполняли жизнь радостью. Снег смешивался с дождем, превращаясь в ледяную крупу. Утопающие в грязи дороги, пестря выбоинами и гигантскими лужами, стали почти непроходимыми. Прохожие были забрызганы с ног до головы.

Виктор приехал домой раньше обычного. Нина как раз собиралась идти на работу. Одного взгляда на лицо мужа хватило ей, чтобы понять: что-то случилось.