Дафна Калотай - В память о тебе

— Представить не могу, что они ищут, — сказала Зоя. — Что они могут здесь найти? Не понимаю…

В ее голосе были страх, замешательство и в то же время какая-то неискренность.

Нина взяла Зою за руку. Кожа ее была влажной и холодной.

— Не могу представить, зачем они здесь, — снова сказала Зоя.

Герш едва заметно наклонил голову в сторону друга и что-то прошептал. В тот же миг его рука оказалась в руке Виктора. Нина не заметила, что именно Герш передал ее мужу. Виктор чуть заметно кивнул.

Так прошел час. Один из муровцев просматривал нотные страницы партитур, взятые с пианино, другой занялся стянутыми резинкой квитанциями. Дворник, из-за желтоватого цвета лица казавшийся больным, подошел к дверному проему и, опершись плечом о косяк, с безучастным видом наблюдал, как муровцы сбрасывают с полок книги и роются в рукописях и нотных листах.

— Это Бетховен, — сказал Герш, увидев, что низкорослый муровец засовывает кипу нот себе в портфель.

У Нины ужасно разболелась голова.

Небо за окном оставалось темным.

Дворник вскоре ушел, но потом явился снова. Так он поступал несколько раз с периодичностью в четверть часа. Зоя суетилась, словно от ее поведения хоть что-то зависело. Лоб ее прорезали глубокие морщины. Она хотела помочь муровцам, но не знала как. Пока те, делая обыск, рылись в выдвижных ящиках и на полках, Зоя подчеркнуто быстро отходила в сторону всякий раз, как оказывалась на их пути. Такой молчаливой она еще никогда не была. «Так вот что должно было случиться, чтобы эта женщина замолчала», — почему-то чувствуя себя виноватой, подумала Нина.

Пульсирующая боль достигла макушки. Голова раскалывалась.

Муровцы продолжали потрошить книжные полки и бюро с бумагами. Вернулся дворник. Он явно старался привлечь внимание представителей правопорядка, а когда это ему удалось, зычным голосом заявил:

— Я благодарен доблестным чекистам, что они берегут наш покой!

— Убирайтесь отсюда! — закричала на него Нина.

От удивления брови дворника поползли вверх. Он медленно повернулся и с довольным видом ушел. Ему так-таки удалось высказаться.

Наконец обыск закончился. В комнате царил ужасный кавардак, но на лицах муровцев не было заметно ни следа усталости. Они набили свои портфели бумагами и книгами Герша, не забыли прихватить и бутылку ликера. Коротышка попросил предъявить паспорт задержанного, и он мигом очутился в нагрудном кармане муровца.

— Вам необходимо проследовать с нами в МУР, — вполне дружелюбно сказал его напарник с кобурой. — Разбирательство не займет много времени.

Герш кивнул. Зоя вскочила с места.

— Я пойду с ним!

— Не стоит беспокоиться, — еще более дружелюбно остановил ее человек с пистолетом.

Это выглядело так, будто он отказывается от обременительной помощи.

— Тогда… значит… я дам ему с собой…

Зоя открыла кладовку и завернула в льняную салфетку несколько грудок кускового сахара.

— Возьми колбасу, — сказала она, суя в руку мужа палку салями с таким видом, словно это был слиток золота.

Ее лицо стало совсем белым. Нина с удивлением поняла, что еще минуту назад Зоя не осознавала всей серьезности происходящего.

— До свидания, — несколько иронически попрощался Герш, когда его уводили.

— Мы скоро увидимся, — растерянно мигая, сказала ему вслед Зоя.

Виктор лишь кивнул головой. Нина не нашлась, что сказать, и только проводила взглядом исчезающий во мраке коридора силуэт друга.

Только когда муровцы ушли, Зоя воскликнула:

— Они нашли дневник! Надеюсь, он ничего не написал там такого… неосмотрительного. Бедный Герш! Вы ведь его знаете. Он за словом в карман не полезет.

— Герш вел дневник? — спросила Нина, обеспокоенная тем, что там могло быть упомянуто об их романе с Верой.

— Ну, не совсем обычный дневник. В основном он записывал свои мысли об искусстве и музыке. Надеюсь, Герш не писал там ничего неблагоразумного. Иногда он ведет себя так глупо!

Нина уставилась на Зою. Если Герш честно записывал свои мысли, то за это вполне могут посадить. Свихнувшаяся на патриотизме Зоя с ее коллекцией грампластинок с речами Сталина могла невзначай проговориться кому-то постороннему о дневнике. Но сейчас она очень расстроена. Конечно, это трудно — любить двух совершенно разных людей и пытаться верить обоим. Головная боль снова усилилась. А вдруг они не знают о Герше всего?

— Я уверена, все будет хорошо! — с неожиданным оптимизмом в голосе заявила Зоя.

Она казалась вполне искренней. Вот только несколько непрошеных слезинок сорвались с ее ресниц и скатились по щекам.

— Они ничего плохого ему не сделают. Я уверена в этом. Они ведь такие вежливые! Правда, оставили после себя беспорядок, но это неважно. Надеюсь, Гершу там будет неплохо.

— Тебе надо прилечь, — тихо и грустно сказал Виктор.

Нина не знала, жалеет ли она Зою или уже устала от переживаний.

— Я могу остаться здесь. Или уйти, если тебе надо побыть одной, — добавил Виктор.

— Не знаю, смогу ли заснуть, — произнесла Зоя. — Думаешь, они вернутся?

Она нагнулась и принялась собирать разбросанные по полу бумаги и книги.

— Вполне возможно, — вздохнул Виктор. — Муровцы могут захотеть удостовериться, что ничего не упустили.

— А что еще они могут здесь найти? Надо просмотреть то, что осталось. Кто знает…

— Я помогу тебе, — сказал Виктор.

— Хорошо, спасибо. Надеюсь, с Гершем все выяснится.

— Мне пора идти, — сказала Нина и многозначительно посмотрела на мужа, давая понять: «Надо рассказать обо всем Вере».

Несмотря на раннюю весну, воздух был теплым и свежим после дождя. Блеклое, словно слабая электрическая лампочка, солнце показалось из-за горизонта. Слышалось шуршание метел по булыжникам мостовой. «Дворничихи за работой, значит, сейчас около семи». Головная боль сжала ее череп, словно железный обруч. «Вам необходимо проследовать за нами в МУР. Разбирательство не займет много времени». В голове пульсировала боль. Нина не могла смотреть на солнце. Снег растаял. По обочинам дорог бежали ручейки, стекая в черные зевы водостоков. У гостиницы «Метрополь» мигало зелеными огнями такси, но Нине захотелось пройтись пешком. Она шла мимо магазинов с выставленными в витринах товарами, мимо стоящих на углах улиц киосков, мимо длинных жилых бараков. «Плохо… Плохо…» В одно мгновение мир стал враждебным. Нина начала замечать, что недавно заасфальтированные тротуары уже покрылись трещинами, а свежая краска облупилась, словно лак для ногтей «Косметического треста». Она повернула на бульвар возле своего старого дома. Толстая, молодая еще дворничиха, поливающая из шланга асфальт, забрызгала ей ноги.

«Как тот скотина-дворник… Все прогнило!»