Эдна Миллей - Любовный хлеб

Вот Брамс, вот Чосер; шахматы возьми
И разыграй классический дебют.
На дыбе жухлый разум распрями —
Пусть мысли гибкости ему вернут.

Я брошена, наверное, к добру.
Однако фолиантов разговор
Так сух, что меркнет свет; не разберу,
Что в сникшей воле — отдых иль укор?

Без твоего, без моего лица
Дням громким нет ни смысла, ни конца.

Тверда я в выборе своем: твой нрав,
Твой гнев поколебать его бессильны.
Люби меня иль нет, на это прав
Ты не имеешь до плиты могильной.

Приязнь свою, присутствие свое —
Все, чем дарил, — ты взять обратно можешь:
Тебя и сердце стойкое мое
Связала нить; ее не уничтожишь.

Не думай, в сердца самой сердцевине
Хочу я поцелуя твоего,
Хочу воды, которую в пустыне
Впитал песок. Не более того.

Благослови меня прощальным даром,
Но знай: я не склонилась под ударом!

Спускаюсь вниз той горною тропой,
Что вверх вела меня тогда, давно.
Со мной — лишь память о тебе; мне в зной,
В погожий день вернуться суждено.

Я сбросила твоей любви полон;
Вниз по тропе к полям иду опять.
Но все кремнистей, круче этот склон —
Трудней возвратный путь одолевать.

Смеркается. Звенят колокола.
Струятся трели в воздухе густом.
Я к травоносным пастбищам сошла —
Весной сгоняют скот сюда гуртом.

Быть может, здесь, среди равнин, есть кров,
Откуда горных не видать снегов.

Коль ты с годами вспомнишь, может быть,
Когда тяжка лишений кабала,
Когда весельем скорби не прикрыть
И не помогут лесть и похвала;

Когда во мнении людском падешь
И сломишься, ты, может быть, тогда
Припомнишь, чем был для меня хорош,
Каким любила я тебя всегда.

Мне гибельной косы не избежать —
Отправлюсь, как и все в извечный путь.
Моя любовь останется — как знать? —
Чтобы достоинство тебе вернуть.

Так, наболевшей памятью скорбя,
Среди людей ты вновь найдешь себя.

Разбившись только раз, перестает
Собою сердце быть; теряет силу
Любой обет, зарок; оно — банкрот,
Свободе обреченное постылой.

Отныне только долг владеет им,
Лишь этот хлам. А совесть, боль, желанья,
Надежды — все развеялось, как дым.
Разбившись, сердце просит подаянья.

Как это просто, как неслышен звук
Разбившегося сердца, всем известно:
Сдает оно — и мир рисует круг,
Вослед — луна, светла и бестелесна.

Полгода как ты сердце мне разбил;
Весь мир об этом, если б знал, забыл.

Умолкни, изнуренная могила!
Мне так отрадно здесь — я не спешу.
Глодай свои бока! Я довершу
Бесстрашно все, что встарь не довершила.

Презрев твое суровое горнило,
Произведу героя, согрешу,
Но умереть себе не разрешу —
Моя пора еще не наступила.

Свой смертный час покамест пережду.
На время отстраню я встречу эту.
Когда я в землю нехотя сойду,

Сгорев при жизни, брошу самоцветы
Да горсть костей могиле на еду:
Пускай зияет, голодом отпета!

Сочти за скверну эти слёзы; тщетно
Из сердца льет соленых слез поток.
Сочти за скверну их — дай незаметно
Все выплакать, дай мне еще денек!

А после лямку потяну, как прежде,
Не пряча красных от рыданий глаз,
Чтобы другие верили надежде,
Другие плакали, как я сейчас.

Да, мы — вдвоем, и я тебя прикрою,
Сама сожгу за нами все мосты;
Походы, голод разделю с тобою,
Но не напев, что знаешь только ты.

Ты думаешь, мы строим мирозданье?
Нет, создаем орудия страданья!

Неужто, Боль, с тобой мне вековать,
Делить с тобою пищу, кров, тепло?
И в голове терпеть твое сверло?
С тобою первый голод утолять?

Ну, значит, впрямь тебя не миновать
И время жить еще не истекло…
Ешь вдосталь, если уж на то пошло.
Отдельно нам ни жить, ни умирать!

Хотя ты дерзкой гостьей входишь в дом
И взглядом леденишь мой пылкий труд
Украдкой, и моим владеешь сном

Из ночи в ночь, как только все уснут,
Не стану, Боль — ведь вместе мы умрем, —
Я над тобой вершить мой правый суд!

Пока не выкурена сигарета,
Пока в короткий миг перед концом
С окурка пепел падает клубком,
Пока, вытягиваясь в круге света,

Перед камином пляшет тень-комета,
На стенах в странном ритме шутовском,
Встает твой образ, кажущийся сном,
И я снимаю с памяти запреты.

Миг — и мечта развеялась, прощай!
Забудутся твои лицо и взгляд,
Улыбка, вспоминай — не вспоминай.

И лишь слова твои во мне звучат.
Но этот миг осветит неба край,
Когда угаснет дней твоих закат.

Знай, живущий всем на горе,
Тонущий в житейском море,
Ты, с судьбой в извечном споре,

Для которого мечты
Денег, страсти, красоты
Безнадежны и пусты,

Если грозы застят очи,
Если жить тебе нет мочи,
Жизнь погибели жесточе —

Знай: судьбы не одолеть,
Если хочешь ты и впредь,
Мне завидуя, скорбеть,

Скинь и дай мне плащ изгоя,
Облекись над сей плитою
В саван вечного покоя!

Не знала, что он сродни земле, не видела, как он взлетел.
Откуда мне было знать, что его гнездо — борозда,
Что его крыло, не знающее касанья,
Как сердце земли, — родственно теплому плугу труда
Весенней ранью?
Услышав трель, я, вздрогнув, дыхание перевела —
С неба неумолимо песня, словно стрела,
Вонзилась в меня. Так смотрела я в небосвод,
Что голова закружилась… Стрелы трелей разят
Мою грудь без щита и не знают преград.
А певец между мною и солнцем все пел:
Песня не иссякала, прерывать ее он не хотел.
Я крикнула: «Нет в тебе жалости, строгий напев!»
Эти стрелы — как быстры они!
Или то ангелы одолели меня в бою?
Застали врасплох — и ни деревца в этом раю!
Крикнула — и вот он, жаворонок,
Канул в солнечное изобилье,
Звенящий атом в тихой голубизне,
Птаха, что утром пробует голос и крылья!
Я жаворонка заново нарекла,
Будто открылась вещая истина мне:
«Ликующий Дух!» Под стрелами, пущенными
божеством,
Я рухнула наземь в цветы, розовые, чужие,
Окропляя их детские лица слез моих спорым дождем.